АННИ БЕЗАНТ

 

СТРОЕНИЕ КОСМОСА

(Лекции)

Перевод С. Татариновой

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

Глава I. Звук

Братья! Когда впервые великие Писания индусов привлекли к себе внимание европейской мысли, то впечатление, созданное ими, носило какой-то странный и особенный характер. Среди ев­ропейских мыслителей возник спор относительно значения и про­исхождения этой древней литературы.

С одной стороны, признавали, что в ней можно найти глубо­кую философию; с другой, сама идея искать философию у народа, которого считали менее цивилизованным, чем те, кто делались его критиками, повлекла за собой большие споры о том, как воз­никли и под каким влиянием составлялись эти священные книги. Даже в наши дни, когда признают всю глубину их философии, и величие и широта их мысли уже не подвергаются сомнению, как например, профессор Макс Мюллер, который всю жизнь изучал эти книги и всё-таки говорит о Ведах, как о лепете младенческого народа. Эти люди отрицают, что в этих книгах заключено тайное учение, скрытое под покровом символизма и под маской аллегории.

Мыслители Запада не могут понять, что можно быть младен­ческой расой и в то же время иметь Божественных Наставников; что цивилизация может находиться в периоде роста, и всё же ру­ководить ею могут люди, просвещённые для этой цели Божествен­ным Духом. Они не поняли значения Священных Писаний; они рас­сматривали древнее человечество как массу и не уяснили себе значения тех, кто возвышался над ней в качестве Учителей и Наставников. Пытаясь отыскать так называемое чисто человече­ское происхождение Священных Писаний, они жестоко ошиблись в своих анализах, ибо нельзя понять роста нации там, где отмета­ется в сторону всё божественное, и там, где не признаётся скрытая в человеке Божественная сторона его, нельзя постичь как следует ни философии, ни религии, ни цивилизации челове­чества.

В своих лекциях я пытаюсь защитить то положение, — попыт­ка моя может быть и очень несовершенна, — что в индусских Свя­щенных Писаниях заключается глубочайшая вдохновенная наука, философия и религия и что западная наука медленно вступает на путь, указанный в этих писаниях; и знание, которое Запад чер­пает из наблюдений внешнего мира, может быть достигнуто гораз­до скорее путем изучения тех писаний, где постижение мира на­чиналось с изучения внутреннего мира человека.

И мы читаем, что в лотосе сердца, в его пространстве, на­полненном эфиром, мы можем видеть всё, что находится в мире внешнем.

И небо, и земля существуют внутри его. И Агни и Вайю, Солнце и Месяц... и все остальное, что только есть в мире, *1 [Сноски даны в конце работы]находится здесь, и, отыскав дух свой, человек постигнет всё, что существует в Космосе.

Эта мысль не только прекрасна и поэтична, но и строго на­учна. Действительно, отыскав очи духа, те очи, что проникают сквозь завесу внешней природы, мы достигаем более точного и глубокого знания, чем то, которое получается при изучении все­го существующего очами телесными.

На подобном пути исследования большую помощь оказала нам русская женщина, великий учитель, известная под именем Елены Петровны Блаватской.

Значение ее для мира заключается не в том, что она могла или не могла совершать известные действия, недоступные для других. Важно миру и не то, что она творила чудеса или была только фокусницей. Не по этим фактам будет судить ее потомство. Я смотрю на все так называемые чудеса, как на имеющие весьма небольшое значение. Ее истинное достоинство заключается в том, что она разоблачила нам тайну древнего знания, дала нам ключ, которым мы сами можем открыть врата внутреннего святили­ща. Она явилась к нам, обладая знанием науки Духа, и объясни­ла, как мы сами можем пользоваться её указаниями. И теперь те, которые изучают эзотерическую философию, известную как Теосо­фическое учение, могут обратиться к Ведам и Пуранам и найти там истины, скрытые от обыкновенного читателя. Она являлась великим учителем, взяв на себя ту обязанность, какую в древ­ности выполнял учитель по отношению к ученику: она брала Свя­щенные Писания и, объясняя их внутренний смысл, указывала путь к духовному совершенствованию и давала возможность постичь древнюю Мудрость, которую преподавали только в храмах.

Я попытаюсь показать, каким образом некоторые Писания древних Индусов становятся яснее и понятнее, если читать их в том освещении, которое даётся им в книге, известной под назва­нием "Тайная Доктрина". Я буду защищать это учение, ссылаясь на последние данные современной науки, и покажу вам, каким об­разом "Тайная Доктрина", которая на самом деле заключает в се­бе самое древнее индусское учение, подтверждается, с одной стороны, на Западе так называемой наукой, а с другой стороны, на Востоке Священными Писаниями. Писания эти становятся более связными, понятными, все кажущиеся противоречия исчезают в них, если их рассматривать при свете тех тайных учений, из ко­торых миру предоставлен только один отрывок.

Приступая к изложению строения Космоса, я не могу вначале поставить вопрос на научную основу в том смысле, как это пони­мается на Западе, так как европейская наука не занимается воп­росом о происхождении вещей. Она рассматривает лишь проявле­ния, достигшие уже известной степени, и ничего не говорит нам о зарождении Космоса. Она рассматривает мир только тогда, ког­да уже существует материя, которую мы можем постичь чувствен­ным путем или, по крайней мере, представить в своём воображе­нии на основании чувственных данных.

Тиндаль говорил о пользе воображения для науки; оно поз­волит нам пойти дальше того, что нам дадут непосредственно на­ши ощущения.

Теперь уже не утверждают, что истинно только то, что мо­жет познаваться внешними чувствами. Лет тридцать тому назад еще защищалось это положение, но оно недопустимо теперь при успехах современной науки. Но вы увидите, что наука до сих пор не признает ничего, кроме тех понятий, которые составил себе разум на основании фактов, собранных путем ощущений; и, когда вы рассматриваете Космос в его проявлениях, вы не должны мыс­ленно выступать за пределы тех чувственных понятий, основанием для которых послужили ваши наблюдения над миром физическим. Вы можете идти далее совокупности видимой вами материи, можете предполагать существование невидимого атома, созданного одним лишь усилием научного воображения, но вы не должны идти далее того, что создало вам это воображение из того материала, кото­рый доставили ему его чувства. Крукс, правда, рассматривает строение атома, но и он доводит это до так называемою протила, или первичной материи. Наука не желает идти дальше и проник­нуть в начало вещей. Она отказывается поставить вопрос: воз­можно, что за этим протилом мы найдем еще следы роста и эволю­ции?

Вот почему, приступая к изложению вопроса, мы только позднее призовем на помощь научную критику, вначале же будем ссылаться лишь на "Тайную Доктрину" и Священные Писания.

А чтобы и с нашей точки зрения доказательство было полно, я хочу сравнить начало вещей, как оно изложено в Шастрах, с изложением его в "Тайной Доктрине". И вы увидите, надеюсь, что связное изложение последней очень поможет вам, когда встретят­ся непонятные места в изложении разных видов эволюции в Шаст­рах. Но вы должны помнить, что в тех Писаниях, которые были нам даны в руки, истина нарочно скрывалась от нас. Читая их последовательно , мы не всегда по отрывку можем получить связ­ное понятие о целом, и мы выиграем много времени, если сперва настолько познакомимся с общим, что, встретив какой-нибудь от­рывок, будем иметь возможность сразу поставить его на место в воздвигаемом нами здании; иначе, разбрасываясь, мы получим лишь отрывочные знания за недостатком того архитектурного пла­на, который дает нам Блаватская.

Обратимся прежде всего к Шастрам и посмотрим, как они ри­суют нам происхождение вещей. Мы тут найдем большое различие между Пуранами и Упанишадами. В Пуранах больше подробностей, изложенных последовательно; в Упанишадах же вы встретите ско­рее философскую, чем космическую точку зрения, особенно там, где она, исходя из человеческого духа, показывает отношение этого духа к своему первоисточнику. Это и составляет разницу во взглядах на мир двух больших отделов Шастр; я укажу вам особенно на одно различие, которое иногда приводит читателя в недоумение, так как не позволяет ему согласовать обе точки зрения. Поэтому прежде всего я приведу вам мысль, которая на первый взгляд кажется парадоксом, а именно: до "начала вещей" не допускается существования мысли, ибо появление вещей озна­чает проявление, т. е. дифференциацию. Само слово "вещей" под­разумевает уже проявленное существование. Ранее проявления должно существовать Единое. Это признаёт и европейская наука, которая правильно считает Единое — непознаваемым, а явления — подлежащими наблюдению. Существование того, что находится по­зади явлений, отрицается очень редко, сравнительно немногими философскими школами, которые видят в мире только массу чере­дующихся явлений, не опирающихся на присущее им всем Единство.

Обыкновенно там, где наука переходит в философию, Единое считается непознаваемым и недоступным для человеческого мышле­ния, но в индусском мировоззрении заключается еще более глубо­кая идея: то, что недостижимо для человеческой мысли, все же находится, так сказать, за пределом проявления и даже далее за и вне Брахмана. Брахман изображается невидимым, недосягаемым, непостижимым даже для мысли человеческой, тем, что может быть доказано только верой в душу и за пределом которого находится еще То, что не имеет имени, что можно выразить только описа­тельно, называя его "Вне-Брахманом" — "Пара-Брахманом" филосо­фии, "неизменным Вишну" Вишну-Пураны. Его, неизменного Вишну, не выразить ни словом, ни мыслью. Речь и мысль не имеют места в этой области, ибо говорить и думать можно только тогда, ког­да начинается проявление и когда из этого непроницаемого мрака мелькнёт первый проблеск, который и есть свет — возможность существования проявлений.

Здесь в Писаниях мы приходим к первому из всех проявле­ний, о котором говорят — это надо отметить — иногда как о Про­явленном, иногда как о Непроявленном; непроявленном в Себе Са­мом, но проявленном в акте зарождения. И мысль наша, так ска­зать, восходит к Брахману, хотя Сам Брахман и непостижим для человеческой мысли. Мы видим, что в обоих великих источниках знания, Упанишадах и Пуранах, о Брахмане говорится, что Он троичен в себе Самом, хотя и не троичен в прямом своем прояв­лении. Единое, но со скрытой внутренней троичностью появится в постепенном ряде проявлений и сделает возможным существование вещественного мира. Брахман троичен в самой своей сущности. Возьмите Таиттирия упанишаду, где о Брахмане упоминается, как об Истине, Знании, Бесконечности, или, в более знакомых нам выражениях, как о Бытии, Блаженстве и Мысли. На самом деле в этих словах заключается тоже понятие Сат-чит-ананда, столь обычное, когда упоминают о Высшем; это лишь другое выражение для того, о чем говорится в Упанишадах. Ибо что такое Сатьям, Джнянам, Анантам? *2 Это только различные слова, которыми люди тщетно пытаются выразить одну и ту же сущность в ее трояком проявлении. Все эти проявления скрыты в Первой Эманации; нача­ло Космоса и есть раскрытие в проявлении этой троичности, на­чавшаяся деятельность скрытых в ней потенций.

В Вишну-Пуране встречается та же мысль о скрытой троич­ности; первое проявление Вишну есть Кала, Время, ни дух, ни материя; оно существует, когда эти два последних исчезли в нем. Во второй главе Вишну-Пураны говорится, что существует Прадхана, составляющая сущность Материи и Пуруша — сущность Духа. Когда эти последние исчезают, остается Время, одна из форм Вишну. Отсюда понятие о времени без начала и конца, нахо­дящемся, так сказать, позади последующих проявлений, соединяю­щем их и делающем их возможными.

Здесь мы подходим ко второй стадии, которая в этой Пуране описывается под именем Прадханы-Пуруши, основная материя, ос­новной дух — из Единого — Два, что и означает проявление; поэ­тому-то о Брахмане и говорится в то же время, как о Непрояв­ленном и о Проявленном. Он непроявлен Сам в Себе; Он проявля­ется только тогда, когда появляются Два из Единого, и эта двойственность делает возможным существование Космоса.

В разных книгах различно выражена та же мысль о двойс­твенности, на которой так настаивал Субба Рао. *3 Смерть его должны оплакивать все философы — он много мог бы еще достиг­нуть своими трудами над раскрытием тайного смысла обнародован­ных учений.

Мулапракрити и Дайвипракрити являются индусскими выраже­ниями для того, что греческое мышление именует Логосом — в проявлении. Прадхана определяется как Вьяя, растяжимая. Ее нельзя начать описывать, ибо свойства ее еще не проявились, но у нас уже есть одно определение, а именно растяжимость, кото­рая всегда означает возможность получения формы. Таким обра­зом, в этом Втором, Проявленном из Единого, заключается сущ­ность формы, то, что примет разные виды, и то, что произойдет в этой форме, — Пуруша, облекающийся в образ, действующий на Прадхану и делающий возможным все многообразие проявлений ми­ра.

Далее, все в той же Вишну-Пуране, идет третья стадия, или Махат, то, что должно стать силой, управляющей и руководящей тем, что мы можем назвать Верховным Управителем, который в каждом отдельном случае будет управлять эволюцией мира, даст ему бытие и сделает его разумным от начала до конца.

Здесь я не могу не напомнить вам, что ту же мысль выска­зал недавно профессор Гексли, когда он говорил о "Разуме, об­нимающем весь мир", тогда как раньше он проповедовал агности­цизм. Он вынужден был признать существование Рааума, как всеп­роникающее начала, тождественного по существу с Махатом, разу­мом безграничным, кроме той границы, которая ставится ему са­мым фактом его проявления.

Эти три стадии, так ясно и определенно описанные в Виш­ну-Пуране, трудно проследить в Упанишадах; но прежде, чем по­кончить с изложением этого вопроса в Пуране, надо заметить, что троичность является только раскрытием того Единого, Сатчи­тананда, которое мы видели скрытым в Первом. Мы их различали, рассматривая их как троицу. Первое из них будет Сат — абсолют­ное существование. Что же такое то, Второе, Двойственное, как ни Ананда, ибо самый факт блаженства предполагает двух? Что такое Махат, как ни Чит в проявлении? Таким образом, оно явля­ется настоящим процессом раскрытия: все, что скрыто в Едином, является проявленным в Троице.

В Упанишадах несколько туманно говорится об этом раскры­тии. Там заметно стремление перейти прямо от Брахмана, где скрыто всё, к Духу в человеке, Брахману в сердце, Логосу каж­дой отдельной души. Но тем не менее и в Упанишадах есть намеки на ту же мысль, которая разъясняется в Пуранах. Если мы возь­мем Мундака упанишады, мы увидим, что там сказано, что из Брахмана произошла жизнь, которая и есть Ананда, а также ум — Чит; затем идут пять стихий: эфир, воздух, свет и пр. *4 Полу­чается тот же порядок, хотя автор и не настаивает на нем, так как он не намерен объяснять раскрытия Космоса.

В Брихадараньяка упанишаде мы опять находим Троицу: Жизнь, Имя и Форма. Из Жизни происходят Два, а Жизнь скрыта в Имени и Форме, т. е. Первое скрыто в своем двояком проявлении. Ту же мысль вы встретите и в Катха упанишаде где описано пос­тепенное отыскивание Духа. Когда через Манас мы перейдем к Буддхи, от Буддхи к Атме, за Атмой идет уже непроявленное, а за этим последним Великая Душа, именуемая тут Пурушей.

Отсюда знаменательный вывод, что между духом в человеке и Тем, за которым нет ничего, признаётся только одна стадия, а именно — Непроявленное. Что подразумевается под этим единс­твом, заменяющим троякое представление? Этим указывается тому, чьи очи открыты, что между Духом в человеке и Непознаваемым существует только Единый, ибо Логос души один, один и тот же луч, отражением которого в сердце является Дух. В Упанишадах, которые стремятся представить единство Духа с его повелителем, игнорируется всё, кроме этого одного Логоса, которому принад­лежит Дух, и самый Космос исчезает в своем многообразии, когда Дух пытается отыскать свой первоисточник.

От этого краткого обзора Священных Писаний перейдем к Тай­ной Доктрине — я разумею книгу под этим заглавием; мы увидим, что все самые запутанные учения представлены тут в такой прос­той и ясной форме, что книга эта может служить нам ключом к более трудным изложениям индусских Писаний. Она всецело пост­роена на тех же основаниях, что и Шастры. Прежде всего мы най­дем у Блаватской ссылку на Пара-Брахмана, о котором не может быть сказано ничего, затем идут три Логоса. Слово "Логос" при­водится здесь, как более знакомое философам Запада; оно имеет особое значение в астрономии Космоса, как мы увидим это впос­ледствии, когда будем рассматривать Звук.

Самое слово "Логос" подразумевает Строителя, тем более, что произнесенный звук есть великий строитель всех проявленных форм. Мы видим, таким образом, последовательность этих трех Логосов, которые являются иным названием древнего Тримурти в Священных Писаниях Индии; ему дано имя Первого Логоса, непро­явленного. Первый непроявленный появляется для того, чтобы ис­чезнуть, ибо по отношению к Космосу Первый Логос не проявлен; он может стать явным только духу человеческому, составляющему одно с ним. Затем Единое разделяется на Два, и на языке Запа­да, двойственность эта именуется Дух-Материя, не Дух и Мате­рия, ибо тут вы имеете только два вида Единого. Если вы разде­лите их мысленно в самом начале, у вас получится ложное предс­тавление. Мир не развивается из Духа и Материи как двух раз­личных понятий — он является только эволюцией Духа-Материи Единого в двух видах. И в этом Втором вы получаете уже, как я сказала, вид Ананды (Блаженства).

Блаватская очень настаивает на этом основном единстве, которое становится двойственным уже в проявлении Духа Материи, Пуруша-Прадхана. Они являются только двумя первичными видами Единого, не имеющего Второго. Затем намекая внимательному уче­нику на символ, при помощи которого он может уяснить себе эту основную тайну Космоса, автор разбирает символическое значение Луны и в отделе о Луне неожиданно говорит следующее:

"Лунный магнетизм рождает жизнь, сохраняет, разрушает её, и Сома олицетворяет троякое свойство Тримурти, хотя простой смертный проходит мимо, не понимая этого" *5.

Немного далее Е. П. Блаватская говорит об "Единой божест­венной Сущности, непроявленной, вечно созидающей из себя самой Второе, Я прояаленное; двуполой по природе своей, непорочно рождающей всё, что только ни есть микро- и макророкосмического в этом мире".

В этих словах, где может показаться странным упоминание автора о Луне, мы имеем ключ ко многим аллегориям, которыми объясняется непонятное происхождение строения Космоса. С одной стороны, свет, с другой — вода; всюду огонь и вода как начала, строящие Космос. Но огонь и вода, это только другие наименова­ния для Духа и Материи, выражающие двойственность Второго Ло­госа. В этом втором проявлении огонь — это Дайвипракрити, или Свет Логоса. Вода — проявление Мулапракрити, или корень всякой Материи. Они развиваются по этим двум направлениям, и Луна, как это известно всякому ученику, изображается обыкновенно двуполой, иногда только женского, иногда только мужского пола, сегодня как Бог, Царь Сома, завтра — как Богиня.

Размышляя о Луне, мы представляем себе две её стороны, положительную и отрицательную, то, что в нашем мире отличает оба пола. У нас, таким образом, всегда получается эта противо­положная двойственность, без которой ничто строиться не может, ибо мы должны иметь начало пассивное, которое питает мир, и активное, которое оплодотворяет. Иначе не может быть размноже­ния, не может быть и проявления мира.

Третье есть Махат, название мыслящего начала, интеллекта, мысли, которые должны находиться в корне каждого существова­ния. Здесь опять-таки в основе него лежат жизнь и мысль. Где только есть атом проявленного существования, есть в нем и двойственность, которую он получает из своего источника, ибо из двойственного должно возникнуть двойственное, и неживая ма­терия, и бесчувственная энергия существовать не могут. Это не­возможно в мире, рожденном от жизни и мысли. Эта троица в глу­бочайшем смысле заключает в себе семь видов, ибо в трех заклю­чено семь; точно также и в Тримурти мы отыщем заключенные в ней семь видов, если будем размышлять о ней. Ибо в каждом лице Тримурти мы должны признать двойственное, если будем рассмат­ривать его со стороны Шакти, и наша троица станет уже шестью. Представляя себе Единое, мы в проявлении его всякий раз должны представить себе Двух; Вишну не может быть без Лакшми, Шива без Дурги; мы всегда видим обе стороны, и, размышляя о Тримур­ти, мы на самом деле мыслим о шести, седьмым же будет то, что совмещает в себе их всех и без чего не могло появиться их раз­деления.

Итак, Космос в самом основании своем семеричен, только наша непроницательность мешала нам это видеть.

Достигнув стадии Махата, или разума, мы сразу доходим до возможности проявления. Тут можно сослаться и на западную нау­ку. В слове Махат мы имеем троякую Аханкару, знакомую по су­ществу всякому, кто изучает Бхагавад-Гиту и кто занимается во­обще философией. Это начало истинное, или чистое, активное, или светлое, темное, или стихийное, та материя в трех видах, которая необходима для дальнейших проявлений и в которой, как мы увидим, появится и многообразие.

Вернемся к Вишну-Пуране; мы узнаем, что элементы появля­ются от свойства тамаса; это не те элементы, о которых говорит западная наука, но пять стихий древности. На английском языке не существует выражения, равносильного слову Бхутади. Из Ахан­кары происходит мир материальный; сперва появляется Акаша, а уже из этой последней воздух; из воздуха — огонь, из огня — вода, из воды — земля. Почему принят такой порядок? Прежде всего появляется Акаша. Сказано, что характерным ее признаком служит звук. Зачатки звука уже появились, а это и составляет единственное свойство Акаши. Затем идет воздух. В каком смысле следует понимать здесь воздух? Это, конечно, не атмосферный воздух и не тот воздух, который появляется позднее, — соедине­ние газов, в которых уже есть атомы. Тот "Великий Воздух", о котором говорят Упанишады и Пураны, это дыхание Всевышнего, сущность движения, ибо только с появлением понятия о движении становится возможным какое-либо проявление. Итак, прежде всего мы получаем Акашу, единственным свойством которой будет звук, затем движение, в которое приводится Великим Дыханием, и уже в Акаше, находящейся в движении, появится звук. Потом второе чувство — осязание, а уже из звука и осязания, т. е. Акаши и воздуха, происходит огонь, для появления которого необходимо трение дыхания с Акашей. Это и есть электричество, без которо­го не может быть дальнейшего роста. А пока нет Акаши, способ­ной через дыхание принять известную форму и через электричест­во, вызванное дыханием, начать устрояться в форме через сцеп­ление, — до тех пор не получится атомистического строения. Только при этом последнем получается земля и вода. Это жидкое и твердое проявление того, что до сих пор носило название "не­материального". Заметим эту последовательность в развитии на­ших чувств. Первое из проявлений соответствует слуху, второе — слуху и осязанию, второму из чувств. С огнем появляется и свет, относящийся к зрению, и мы имеем уже слух, осязание и зрение. Далее идет вода, имеющая отношение ко вкусу, так как без смачивания нет и вкуса; теперь уже перед нами четыре чувс­тва. Наконец идет земля, существенным свойством которой явля­ется запах, различаемый обонянием, последним из чувств, кото­рое развилось на физическом плане и которое поэтому будет пер­вым на астральном плане, когда душа вернется назад в поисках себя самой.

Поэтому-то Блаватская и говорит нам, что акаша есть то, что произошло из третьего Логоса и свойством чего будет звук. Тут на сцену является современная наука. В этом понятии об Акаше, на которую влияет Великое Дыхание, чтоб из этой Акаши и Вайя мог появиться огонь, мы уже встречаемся с самыми поздней­шими теориями и открытиями науки и генезисом элементов, другим термином, означающим строение Космоса. Мы можем изучать все это на Западе по трудам Крукса.

В первом томе своей "Тайной Доктрины" Блаватская много говорит об этих открытиях Крукса, поскольку они были известны в ее время, и указывает на некоторые недостатки в них. Замеча­тельно, что только к концу ее жизни, а именно за два месяца до её смерти в 1891 году, Крукс перед собранием выдающихся анг­лийских ученых подтвердил, что то, что было гипотезой, теперь уже достоверно, и что эти гипотезы могут повести, по его мне­нию, к дальнейшим открытиям.

Что же это за великое открытие, которое поставит имя Крукса в ряду с величайшими мыслителями и учеными нашего вре­мени, как выразился один из его слушателей.

Открытие это состоит в том, что атом не вечен, что он произошёл от чего-то а не существовал изначально; что он раз­рушим, следовательно, и явился на свет, ибо вечно только не­разрушимое. Это последнее положение признает всякая философия. Крукс показал, что атом можно считать двойственным нейтральным телом, образовавшимся из соединения положительного и отрица­тельного элементов в природе. Он считал атом устойчивым, имен­но благодаря этой своей двойственности, так как устойчивость его зависит от связи двух элементов. Таким образом, атом слу­жит, так сказать, кирпичом в строении мира. За атомом он пос­тавил нечто, названное им "протилом". Название это Крукс заим­ствовал от одного средневекового европейского оккультиста, Ро­жера Бэкона, который называл этим именем первичную материю. Желая описать строение этих атомов, Крукс вынужден был обра­титься к протилу как к первичной материи. Заметьте, как он идет тут по пути древнего мышления, когда он прибегнул к дви­жению, т. е. Великому Дыханию, второму элементу после Акаши, без которого она осталась бы неподвижной и ничего не развила бы из себя.

Допустив протил и движение, он устанавливает и нечто третье — силу, родственную электричеству, которая, по его сло­вам, пролагает себе спиральный путь через пространство, напол­ненное материей.

На этом пути атомы возникают один за другим через сцепле­ние протила и группируются таким образом в определенные хими­ческие классы, смотря по положению, которое они занимают в спирали, начертанной электрической силой. При этом движении неизменно получается спираль. Почему это? Возьмем движение в одном только направлении. Когда оно совершается через материю однородную, то оно сжимается и, уплотняясь, теряет теплоту. Такое падение температуры — явление обычное. Это один из самых обыкновенных опытов элементарной химии; когда материя перехо­дит из одного состояния в другое, из газа в жидкость, из жид­кости в твердое тело и обратно, она выделяет теплоту, которая может перейти и в скрытое состояние.

Возьмем простой пример: если лед тает, то скрытая при этом теплота достигает до так называемых 100± прежде, чем бу­дет заметна какая-либо перемена во внешнем виде льда или его температуре. Что же произойдет, когда при отвердении элементов изменится температура? Линия, изображающая движение, переменит направление, так как с падением температуры изменится и движе­ние. Если вы пожелаете изобразить это движение, у вас уже не получится прямой линии, линия эта будет уже составной двух сил, двигающихся по разным направлениям, т. е. спиралью.

Оттого-то древний символ Змеи, столь обычный в нашей ли­тературе, и представляет собой самое замечательное изображение спирали, которая вечно крутится и представляет образ космичес­кого движения. Этим символом наши великие ученые обозначали мировую силу, и генезис элементов идет по этой спирали змеино­го движения. Блаватская называет это движение спиральным дви­жением Фохата в пространстве; в этом Фохате заключены все си­лы, и от него же происходит и сила электричества.

За этим следует Звук. Вы не можете получить движения ма­терии, не вызвав в ней колебаний, а всякое колебание в сущнос­ти есть звук; оно может видоизменяясь перейти в звук, и древ­нее выражение о змее, которая шипя ползет в пространстве, име­ет совершенно реальное значение.

Поэтому-то первым свойством, появляющимся в Акаше, будет Звук, Слово, Логос. Припомните опять, как Субба Рао просто и красиво выражал эту мысль, когда говорил о произнесенном зву­ке, о сказанном слове, там, где речь идет о Фохате как орудии слова. Он говорит, что сказанное слово есть Вайкари Вак, т. е. Космос в его объективной форме. *6

Весь мир есть не что иное, как произнесенное слово, кото­рое скрыто в непроявленном Логосе и произнесено во Втором. Вот это-то произнесенное слово и есть объективный Космос. Итак, и в Космосе, и в человеке одинаково заключено это свойство зву­ка, без которого не может быть формы, звука-строителя формы, рождающего ее. Всякий звук имеет отдельную форму и заключает в себе троякое свойство: одно, рождающее форму, другое — удержи­вающее ее, и третье — разрушающее ее.

Тут опять мы видим Тримурти в качестве Творца, Хранителя и Разрушителя; они все составляют одно в трех видах, ибо Бо­жественное Едино, какова бы ни была форма его проявления. Здесь именно мы можем сопоставить древнее мышление с современ­ным: Шабда Брахман — это сила, строящая Космос, и в то же вре­мя та самая, посредством которой Йог обращает внутрь себя все силы, заключенные в нем самом.

В подтверждение того, что звук является строителем формы, мы можем привести несколько научных фактов, которые для многих покажутся более убедительными, чем те глубокие реальности, только внешним проявлением которых являются эти факты.

Что касается звука, то факты, собранные современной нау­кой, ценны для нас не потому, что могут нас научить чему-нибудь, а потому, что они позволят убедить тех, кто не понял смысла Писаний. Наука рассматривает только внешние проявления, тогда как Священные Писания проникают в их сущность.

Каковы же факты, доказывающие положение древних писате­лей, что звук находится в основе всякой формы, и многообразие формы зависит только от различия звуков?

В старину производили один опыт со звуком; опыт этот не­точный, но тогда его считали удовлетворительным. Возьмем обык­новенный барабан с натянутым на него пергаментом, который дает звучащую поверхность. Если провести скрипичным смычком по краю барабана, послышится звук, характер которого будет зависеть от степени натяжения пергамента и многих других, неважных для нас условий.

Произведя этот простой опыт, пожелали узнать, что проис­ходит при этом, и для наглядности опыта поверхность барабана посыпали песком; затем провели смычком по краю барабана и по­вторили это во всех точках барабанной окружности.

Нельзя не признать, что европейская наука отличается за­мечательным терпением и повторяет все тот же опыт, пока не до­будет факта. Это весьма важно, так как только таким образом и могут быть добыты факты.

Во всех частях круга, где мы провели смычком, песок был подкинут вверх и при падении ложился неровно, образуя геомет­рические фигуры. Таким образом, звук, разбрасывая песок, при­давал ему разные очертания, смотря по характеру звука, который смычок извлекал из окружности.

По мере того, как разные части на окружности издавали созвучия основной ноте, получались разные фигуры. Проведя смычком в одной какой-нибудь точке барабанной окружности, вы получите деление его поверхности на четыре части, что соот­ветствует звучанию всей поверхности, т. е. основному тону. Извлекая призвуки или гармонические тоны, вы получаете более сложные геометрические фигуры. Продолжая это исследование призвуков, как их называют, мы увидим, что всякая нота состоит не из одного, а из весьма сложного звука, который может разла­гаться. То, что кажется нам простым, на самом деле весьма сложно. Когда вы извлекаете какую-нибудь одну ноту, на самом деле вы извлекаете и другие звуки, и опытное ухо может разли­чить эти призвуки или обертоны, которые не изменяют характера звука. При этом заметили, что характер звука или распадение его на части, наглядно изображено фигурами на песке. Тогда на­чали искать еще более тонкие различия и грубый песок, и плохо звучащий пергамент заменили порошком плауна и более тонкой ма­терией. Плаун является наилучшим материалом для таких опытов; он до того легок, что малейшее колебание вызывает в нем изме­нение формы. Пробовали и стальные камертоны, которые дают раз­ные звуки.

Через увеличительное стекло волшебного фонаря посредством зеркал получали отражение рисунка вибраций на полотне, и тогда малейшие невидимые колебания камертона в увеличенном виде да­вали самые причудливые рисунки. Каждое изменение звука вызыва­ло изменение в этих замечательных рисунках. Поэтому, когда вы исполняете музыкальную пьесу, вы чертите в эфире и окружающем вас воздухе удивительные рисунки. При этих опытах всякие зву­ковые колебания отражались на полотне, невидимое становилось видимым, и сила звука была одинаково ясна, как слуху, так и зрению.

Чтобы узнать, как это происходит, придумали очень остро­умный аппарат, в котором качаются два маятника, причем каждый имеет свое особое движение. Эти маятники сталкиваются, и дви­жение одного изменяет движение другого. Карандаш, прикреплен­ный к рычагу, который двигается по направлению, образующему составную движений сталкивающихся маятников, чертит на бумаге самые сложные рисунки и отмечает последовательные движения. Получались причудливые очертания раковин, сложные геометричес­кие фигуры с точно обозначенными углами и кривыми. Но так как колебания одного звука совершаются всегда в одном направлении, а маятники просто качались взад и вперед, то сталкивание, из­менявшее направление их движения, и служило точным повторением настоящих колебаний, которые сталкиваются и взаимно меняют од­но на другое. В результате выходили эти удивительно сложные рисунки, точное географическое изображение тех изменений, ко­торые получаются от перекрещивания колебаний, причем каждое из них совершается все в одном и том же направлении. Когда свето­вые волны пересекают друг друга, то совершенно таким же обра­зом получаются различные цвета.

Там, где световая волна прервана пересечением ее другой волной, тотчас появится цвет. То, что мы называем окраской перламутра, есть только результат мельчайших неровностей по­верхности, причем происходит перекрещивание световых колеба­ний. Маятники отмечали интерференцию звуковых колебаний.

Итак, наука показала нам, как строились формы посредством звука. Наблюдая природу, нас поражает странный факт: мы повсю­ду встречаем геометрическое строение. Возьмем кристаллы у ми­нералов. Каждый из них построен по известным осям направления, и форма кристалла зависит от этих осей. Простейшие кристаллы построены по простейшим линиям, и чем сложнее кристалл, тем многочисленнее оси, центр которых находится среди кристалла.

Все кристаллы построены по этим осям и различаются строе­нием этих осей.

Итак, в мире минералов мы отмечаем это геометрическое строение. Но кристалл нельзя отделить от кристаллоида, форма которого та же, что и у кристалла, только он встречается в ми­ре растительном.

В природе минералы уже не отделяются от растений, только у этих последних кристаллы состоят из другого материала и но­сят название кристаллоидов.

Здесь опять находим те же оси и можем определить геомет­рические формы, из которых построен растительный мир.

Изучая растения, мы пойдем еще дальше. Возьмем, например, ветку какого-нибудь дерева, отметим и изучим расположение на ней листьев. Вы увидите, что листья расположены по спирали. Спираль и тут играет роль силы образующей; она располагает листья иногда очень просто, иногда сложно. Возьмем ветку обык­новенной яблони, столь распространенной в Англии.

На ней спираль образует то, что мы определяем как 2/5, т. е. спиральная линия в каждых двух своих оборотах заключает пять листьев. Если взять веревочку и обвести ее дважды вокруг ветки, мы увидим, что веревочка пройдет у основания пяти лис­товых черешков, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга. На другом растении вы встретите другое расположение листьев, но они опять-таки расположены по спирали. То же най­дем и на третьем.

Выбрасывая листья, растение подчиняется всегда этому за­кону спиральною расположения их, и то, что на первый взгляд кажется неправильным, на самом деле совершается по геометри­ческому плану.

Здесь нет неправильностей. То, что представляется наибо­лее неправильным, есть только ряд сложных пересекающих друг друга спиралей. Часто вместо одной спирали их две, иногда три. Расположение листьев по этим спиралям, которые пересекаются вокруг веток, кажется на первый взгляд совершенно беспорядоч­ным. Но то, что кажется хаосом нашим чувствам, то разуму представляется Космосом. В этом кажущемся хаотическом нагро­мождении вы всегда можете найти геометрический план. Разве не справедливы слова Платона: "Бог — геометр"? *7 И не то же ли сказано в Писаниях, что все формы происходят от звуковых коле­баний? Разве это не подтверждается современными научными от­крытиями?

Звук не только созидает, но он и уничтожает. Странно, что одна и та же сила дает результаты противоположные. Когда это говорила религия, люди насмехались над ней; теперь, когда нау­ка повторила то же самое, они должны были согласиться с ней. То, что казалось в религии недопустимым противоречием, наука примирила в своих исканиях всеобъединяющей истины. Почему бы и нам не приложить той же теории к кажущимся религиозным проти­воречиям? Почему не исследовать нам ту сокровенную истину, при свете которой противоречия являются только двумя аспектами, как бы двумя сторонами одного щита.

Итак, то, что строило форму, оно же и уничтожает ее; там, где тончайшие колебания строят, сильные разрушают то, что сое­динили слабые. А так как форма не есть что-нибудь устойчивое, а состоит из частиц, разделенных пространством, то звуковые колебания, заставляя их дрожать все сильнее и сильнее, тем са­мым все больше и больше разделяют их; когда притягательная си­ла, удерживающая их вместе, нарушится, форма распадется.

Возьмем стакан и отыщем его основную ноту: это легко уз­нать, наполнив стакан до половины водой и проведя смычком по краю его. Мы увидим, что вода разделится. Возьмем ту же ноту на другом инструменте, на котором можно извлечь более сильный звук; мы услышим, как стакан повторит этот звук и вода в нем начнет колыхаться, хотя никто и не трогал её. Звук усиливает­ся, струйки воды, указывающие на действие звука, делаются все шире и шире, бурлят и, ударяясь друг о друга, вместо гармонии вызывают бурю; наконец волнение становится настолько сильным, что стенки стакана уже не могут их выдерживать и дрожат по всем направлениям.

Тиндаль брал ледяную сосульку и, потирая ее, извлекал из нее звук, при усилении которого сосулька дрожала и разбивалась на круглые осколки, свидетельствовавшие о силе звука, который издала сама сосулька. Повсюду мы видим доказательства того, что звук строит и разрушает формы, являясь, таким образом, то создателем, то хранителем, то разрушителем их. Я назвала его и хранителем, ибо ничто не существует без звука. Все находится в беспрерывном движении, один вид движения создает форму, другой —  оберегает ее, третий разрушает; а разрушение одной формы — это создание другой. Движение, разрушая одно, в то же время создает другое. Уничтожения нет, ибо всякая смерть в одной сфере — есть рождение в другой.

Покончим же этот беглый обзор части строения Космоса и свойства звука, показав как строение это оправдывает то, что считали безумными предрассудками и лепетом невежественного на­рода по отношению к звуку. С тех пор, как существует Индуизм, священному слову приписывалось могущество, заключающееся в са­мом звуке его. В этом Священном Слове заключены все потенции, ибо слово это выражает Единую Сущность, всякое свойство сози­дающее, сохраняющее и разрушающее. Поэтому-то и было запрещено небрежное произнесение этого Слова; запрещалось говорить его среди толпы, оно не должно было звучать там, где собралось вместе много людей, где существуют поэтому смешанные и враж­дебные токи, создающие смешанную атмосферу, где всякий сильный звук вызовет смятение, а не гармонию. Произносить его можно только, когда ум чист и спокоен, там, где жизнь благородна, где звук действует на сферу гармоничную и где он может явиться создателем. Если же звук будет оказывать действие на среду не­гармоничную, он будет только разрушать. Великое Дыхание, чис­тое по существу, исходит ритмическими колебаниями, и все, что заодно с этим ритмом, тоже чисто по существу и поэтому гармо­нично. Но там, где Великое Дыхание, оказывая действие на мате­рию, встречает на своем пути препятствия, там появляется не­чистота, дисгармония.

Если человек нечист, т. е. негармоничен в атмосфере исхо­дящею из него дыхания, которое является только отражением Все­вышнего, тогда произнесение имени Всевышнего означает призыва­ние гибели на свою собственную голову, желание своего распаде­ния. Тогда человек направляет Божественную силу в среду негар­моничную, и всё, что не имеет ничего общего с Божественной гармонией, будет уничтожено. Это справедливо не только по от­ношению к священному Слову, но и к той мантре, которая повто­ряется при созидании чего-нибудь. Подумали ли вы когда-нибудь о том, что означает мантра, которая повторяется при зачатии новой жизни в утробе матери? Это делается для того, чтобы при­сущие этим мантрам созидающие силы подействовали на зарождаю­щуюся новую жизнь и, возбудив в ней гармоничные колебания, сделали бы существо, которое должно родиться, достойной оби­телью благородной души.

Почему религия для индуса начинается с момента зачатия? Потому что Дух не может оставаться без религии, и, когда он проникает в человека при его зарождении, необходимо, чтобы ре­лигиозные силы окружили его и помогли ему создать земную оби­тель. Священные звуки приветствуют новорожденного в этот мир проявлений, чтобы окружить жизнь его гармонией и в самый мо­мент рождения дать ей толчок для гармонического развития. Эта гармония должна постепенно придать форму вырастающей жизни. Когда же настанет время для Духа непосредственно влиять на те­ло, это отмечается обрядом посвящения, и ребенку-индусу указы­вают на ту мантру, которая будет руководить его жизнью. И мантру эту дает ребенку тот, кто знает основную ноту его жизни и способен указать ребенку те звуки, в каких он нуждается для сохранения гармонии на всю жизнь.

Тут же звук получает великое свойство охранять. Когда жизни угрожает опасность, звук может уберечь от нее. Если че­ловеку грозит видимая или невидимая опасность, шепот этой мантры станет между жизнью человека и этой опасностью, созда­вая гармонические волны, которые силой своих колебаний, от­толкнут от человека всё злое. Мантра отбросит всякого прибли­зившегося к нему врага. И это будет продолжаться до самой смерти. Всю жизнь человека мантра, спетая утром, будет давать тон целому дню, и день этот будет звучать в гармонии с тем звуком, с какого он начался. Когда же кончится день индуса и солнце зайдет, снова раздается это пение, чтобы претворить в гармонию всё, что накопилось за день негармоничного, и Дух в ночи мог бы воспарить к своему Господу.

А когда наступит смертный час, и Дух должен будет перейти в другие мировые сферы, — и тут опять пение мантры будет со­провождать его. При обрядах Шраддха происходит особое пение, которое должно разрушить темницу души и уничтожить тело, рож­денное по ту сторону смерти и держащее душу в плену. И на са­мом пороге Девалоки пение провожает душу до перехода ее в Ло­ку, где Дэвы в своей обители окружат ее вечным океаном гармо­нии. Там не существует земных раздоров, там звук охраняет по­кой души и вечное её блаженство, пока Слово не вернется опять на землю, чтобы опять способствовать созданию гармонии в при­роде.

 

Глава II. Огонь

Братья! Когда мы изучали вчера строение Космоса, мы виде­ли, что Великое Дыхание является той двигающей причиной, кото­рая придает акаше её первичный признак — свойство звука. Будем ли мы рассматривать вопрос с точки зрения восточного знания или же применим к нему опытный метод Запада, мы одинаково при­дем к тому, что различия в данных, добытых путем ощущений, состоят в различной передаче сознанию внешних импульсов, кото­рые в сущности составляют одно. Результат Великого Дыхания, приводящего в действие Акашу, может выразиться разно, когда он достигнет нашего сознания, смотря по тому, как мы Его ощущаем.

Поэтому с обеих точек зрения одинаково правильно будет сказать, что разница в ощущениях зависит от воспринимающего их органа, который и делает в них различия, причем сознанию пере­дается в разных видах то, что едино по существу.

Западная наука учит нас, что все наши физические чувства развились из одного первичного чувства, которое мы зовем ося­занием.

В последнее время производили многие опыты над свойствами и действием эфира, который для нас представляет низшую форму Акаши. Акаша — это та первичная субстанция, одним из внешних проявлений которой в нашей солнечной системе является эфир. Эта первичная материя находится, как мы видели вчера, в движе­нии, причем воздух, который есть не что иное, как Великое Ды­хание Акаши, и вызывает чувство осязания. Мы проследили эволю­цию звука, в связи с которым находится чувство слуха, и полу­чили осязание, связанное с Вайю, в его качестве Великого Дыха­ния. Все эти колебания эфира, с точки зрения современной нау­ки, представляют только так называемые виды движения; название этому движению дается смотря по тому, каким органом оно восп­ринимается.

Итак, современная наука учит нас, что звук есть один из видов движения, в котором участвует воздух. Свет считают дви­жением исключительно эфира. В последнее время признано, что электричество, так же как и теплота, есть тоже новый вид дви­жения, и т. д. В этом западная наука признала то единство, ко­торое всегда признавалось на Востоке и которое сознание видит в основе различных явлений.

Изучая свет, мы имеем дело еще с другим видом первичного движения, отражающегося в нашем сознании, и то, что является в одном виде звуком, представляется в другом виде как свет. Мы можем поэтому сказать наперед, что все основные понятия о зву­ке приложимы и к свету; везде в Космосе звук и свет переходят один в другой. Это было доказано позднейшими опытами на Запа­де.

Мы будем рассматривать сегодня те колебания, которые проявляются в форме света. Этот свет есть синоним того, что во всех древних книгах именуется "Тем, что выше понимания". Мы назвали Его вчера неточным именем Парабрахман, или за пределом Брахмана. В Писаниях это первичное понятие выражается словом "Мрак". Мрак этот, бесконечный и полный, не выражает ничего, ибо он вне возможности выражения; он не передает никакой мыс­ли, ибо мысль есть ограничение и подразумевает отделение того, что есть мысль, от того, что немысль.

Тут же разделения быть не может, тут нет мысли, ибо мысль означает появление различий. Поэтому-то мрак, в котором не су­ществует видимого и невидимого, и служит лучшим символом для этого понятия, мрак абсолютный, вечный, непостижимый. Это то, что находится вне всякого проявления света, как и вне всего, что может быть выражено на языке человеческом. Из этого мрака появляется свет, но еще бесформенный, видимый, так как он про­явился, но у него нет формы, так как форма предполагает нечто, вне его находящееся, это пространство, не имеющее формы. Итак, Брахман именуется "бесформенно сияющим", это идея чистого све­та, на помощь которой мы должны призвать то воображение, о ко­тором мы говорили, потому что мы всегда представляем себе те­ло, из которого свет исходит. Здесь же вы не должны представ­лять себе ни тела, ни какой-либо формы — вы должны думать о свете, отделенном от всего, что может его ограничить. Это свет, "бесформенно сияющий", как говорится о Брахмане в Мунда­ка упанишаде. *8 Первая идея — это идея мрака, из которого уже потом появляется свет.

Странно, что с этим согласна и современная наука. Если мы возьмем понятие о движении, с которым мы связали Великое Дыха­ние, то с точки зрения человеческого сознания это движение бу­дет присуще и мраку. Свет является на самом деле видом движе­ния, но, если при этом движении колебания слишком быстры или слишком медленны, чтобы вызвать свет, на месте этого последне­го появляется мрак. Это факт, достойный внимания, если мы представим в уме своем колебания настолько быстрые, что глаз не может их уловить, в сознании нашем получится впечатление темноты. На самом деле за пределами нашего теперешнего созна­ния существует возможность бытия, не подлежащего нашим чувс­твам, но бесконечность которого отрицать нельзя. Наука говорит нам, что невидимые для глаза колебания передаются сознанию как ощущение темноты, а свет появляется только при замедлении этих колебаний.

Переведите эту научную мысль на язык метафизики и вы по­лучите первое проявление мира. Когда то, что находится за пре­делом мысли, медлит своим проявлением, тогда появляется свет. И в видимом мире — если световые волны слишком быстро следуют одна за другой, то не получается света оттого, что в сущности есть свет. Чтобы получить его, мы должны замедлить известным образом световые колебания.

Когда при проявлении мира происходит эволюция материи, или, иначе, замедление движения в бесконечном мраке, тогда по­является бесформенный свет. В этом заключается как бы намек на древнюю мысль Востока, ибо тут западное мышление путём опыта дошло до восточного понятия о начале вещей. Это излучение без формы, это сияние, которое и является светом, проявляющим себя в своей сущности (его иногда называют "холодным пламенем", чтобы не примешать сюда никакою понятия о теплоте), — и сос­тавляет второе проявление, Второй Логос, о котором мы говорили вчера. Свет уже стал огнем; в нем нет абсолютной бесформеннос­ти и отсутствия теплоты; она появится при дальнейшем замедле­нии световых колебаний, по мере того, как продолжается прояв­ление. Тогда уже получится огонь, сущность которого составляет теплота, и холодное, бесформенное пламя превращается в огонь, эту активную силу в строении Космоса. Но огонь не может поя­виться сам по себе, самое свойство его предполагает нечто иное, чем свет, от которого он происходит, — а именно, трение, от которого появится и теплота. В этом заключается и понятие о той двойственности, о которой мы говорили вчера, когда разби­рали двойственное проявление звука. Но мы не можем представить себе огня без того действия, которое он оказывает на окружаю­щее, и первым следствием его влияния будет появление сырости. Отсюда в этом Втором Логосе, или двойственном проявлении в на­шем представлении являются огонь и вода. Огонь, сущность кото­рого есть дух, и Вода, которая всегда служила символом мате­рии. И точно так же, как когда мы получили Дух-Материю, Второй Логос, и нашли в этом истинную причину возникновения звука, так же и теперь по отношению к свету мы получаем понятие об огне и воде, о свете Логоса и о том, на что он действует. Сим­волом этому всегда служил Лотос, который вырастает из пупка Вишну и скрыт под водами, откуда должна возникнуть жизнь. Этот Вишну, который не плавает над водами, а скрыт под ними, и бу­дет в этом виде Первым Логосом, а Лотос, выросший из пупка его, будет уже Вторым Логосом, символом огня и воды. Листья Лотоса, плавающие на поверхности воды и поднимающиеся вверх к одной точке, изображают стремящееся кверху пламя. Лотос всегда был символом творческого огня, в недрах которого зарождается теплота, активная творящая сила.

Поэтому внутри еще не распустившегося цветка Лотоса зак­лючен Третий Логос, Брахма, или деятельный творящий посредник, синонимом которою будет Махат или творящий разум, заключенный в недрах огня.

С появлением огня получается и второй вид пламени, не хо­лодного пламени Первого Логоса, а животворного горящего пламе­ни Третьего Логоса, который должен построить Космос из моря огня и сделать возможным существование мира.

Обратимся к тем авторам, которые глубоко изучили этот вопрос и пролили свет на это древнее, трудное для понимания представление. Возьмем труд Блаватской, у которой всё это из­ложено весьма просто. При помощи ее толкования, которое послу­жит нам тут ключом, мы можем понять тот символ, о котором я только что говорила. Вместо огня она берет эфир в его чистей­шем виде, субстанцию эфира, прежде чем мы можем назвать его Акашей. Тут есть два огня, и в оккультизме делается между ними различие: первый, совершенно бесформенный и невидимый, скрыт в центральном духовном солнце, о нем говорится как о троичном в метафизическом смысле. Тут опять мы видим троичное свойство Логоса, в который воплощаются эти огни.

Второй огонь, который проявляется как Космос, семеричен и в мире, и в нашей солнечной системе. Мы вчера видели, как тро­ица распалась на семь.

Здесь опять перед нами, с одной стороны, бесформенное пламя, холодное пламя, или свет, с другой — огонь и теплота, или животворное пламя, тот же символ, только в другом виде, та же идея, выраженная в другой форме. Оттого то нам всегда и го­ворили, что свет Логоса, Дайвипракрити, или светящаяся сторона материи и является силой зарождающей и созидающей.

Вы должны помнить, что тот символический Лотос, про кото­рый я вам говорила, всегда изображали двуполым, подразумевая под этим двойственность, на которую мы указывали в прошлой лекции как на характерный признак Второго Логоса, или второй проявленной силы, долженствующей построить мир.

Отсюда получается та сила, которая в простейшей своей форме дает электричество, магнетизм и теплоту. Эти силы только вид движения, другое действие Великого Дыхания, того, что в Теософии часто именуется Фохат.

Это слово правильнее перевести, как это делает Субба Рао, светом Логоса. Это и есть тот возбудитель энергии, который, раз появившись, строит Космос, тот огненный Змий, который яв­ляется силой созидающей.

Вспомните, что я говорила вам в последней лекции по пово­ду открытий Крукса, символизирующих собой электричество, и по поводу той спиральной линии, которая получается с падением температуры. Здесь мы встречаем ту же спираль под видом огнен­ного Змия и огненного дракона, который изрыгает пламя в молоч­ном океане, создавая все формы проявления. Тот же Змий, свив­шийся в кольцо и кусающий свой хвост, означает переход от спи­рали творящей к шару — результату творения. Подобный образ свившегося в кольцо Змия, который кусает свой хвост, является символом проявленного Космоса. Змий превратился в шар, который всегда служит символом Космоса в проявленном его виде. Змий превращается далее в яйцо, из которого уже образуются все позднейшие формы в Космосе. Иногда Брахма, сила творящая, зак­лючен не в Лотосе, а в этом яйце. Брахма, сидящий в золотом яйце, — это другой символ Лотоса. Некоторое время он пребывает в яйце и уже по выходе из него творит мир. Отсюда произошел другой символ: Змий, обвивающий гору, среди океана сгустившей­ся материи, откуда, по словам Пуран, произошли жизнь, бессмер­тие и все другое.

Пусть тот из вас, кто изучал Пураны, сравнит некоторые их положения с положениями современной науки. Он будет тогда в состоянии предсказать тот путь, по которому должна идти наука в своих дальнейших изысканиях, и тем самым всего лучше покажет Западу, какая глубина заключается в учениях Востока.

Вернемся к огню, который представляет глубокий интерес, а именно, к тому виду огня, который имеет отношение к человеку, и рассмотрим то сродство, которое существует между творящим огнем Космоса и тем, который составляет источник жизни в серд­це человека. Возьмем Мундака упанишады — кажется, это место находится в начале II отдела, — мы прочтем там следующее:

"Подобно тому, как из пламени огня летят тысячи одинако­вых искр, так, о возлюбленный, рождаются живые души из Едино­го, Нераздельного".

В чем заключается истинный смысл этой шлоки? Это значит, что из огня, который мы рассматривали как центральную силу Космоса, летят во все стороны искры, как только огонь разго­релся пламенем. Слово "разгорелся" означает степень горения, ибо только там, где огонь запылал, получается пламя, а это и служит признаком Третьего Логоса. Третий же Логос есть Махат, то есть разум в самой своей сущности.

Итак, мы узнаем, что из Брахмана, взятого как разум, вы­летают все те искры, которые находятся внутри всякого атома и всего, что только существует в Космосе.

Повсюду заключена сущность Божественной жизни. Летящая искра есть Атма атома, и вы должны помнить, что она составляет сущность не только человека, но и всех вещей, всех атомов, точно так же как и наивысшего проявления — Бога. Ибо, повто­ряю, мир един, и искра, вылетевшая из горящего пламени, нахо­дится внутри всякого проявления; не только всякая песчинка, но и всякий атом, входящий в состав её, имеет Атму в себе, в то время как сам он, как и все другое, образовался из Акаши.

Таким образом, луч, исходящий из Атмы, связывает, так сказать, в одно все проявления, которые получились через огра­ничение, и вводит в Единое принцип разделения. Когда искры разлетаются во все стороны, получается то, что "Тайная Доктри­на" очень образно называет "огненным вихрем". Вихрь этот, уно­сясь в пространство, несет с собой сущность единого огня, еди­ной жизни. И по мере того, как он распространяется, возникают различия в искрах, причем они изменяются не в своей сущности, а в том, что они несут с собой в проявление.

Тут скрыта одна из величайших и самых глубоких тайн ок­культизма. Я должна вести вас к ней шаг за шагом, иначе многим из вас трудно было бы следовать за ходом моей мысли. Попытай­тесь понять значение буквального текста Священных книг и, сравнивая разные места в них, отыщите сокровенный смысл, общий всем им. Идите за мной в самые сокровенные тайники. Я не хочу сразу раскрыть их перед вами, а сделаю это постепенно, чтобы не внести в умы ваши смуту, рассеять которую будет трудно по­том.

Представьте себе искру, вылетающую из огненного вихря; представьте себе, что это и есть Атма и что луч этой Атмы от­резан, отделен Акашей, с Атмой же сперва он составлял одно це­лое. Атма едина, и на этом единстве основана наша надежда на конечное освобождение.

Луч отделился в проявлении не от своей основы, откуда все лучи видны, как один, но от другой стороны проявления, которую еще нельзя признать светом, но только Акашей, заслоняющей его. Акаша, ограничивая каждый луч, вносит разделение туда, где в сущности этого разделения не существует.

Таким образом, мир представляется единым, если его расс­матривать изнутри; если же смотреть на него извне, он предс­тавляется многообразным, ибо тогда мы смотрим на него не с точки зрения Атмы. Это то же самое, как если вы, находясь в центре солнца, смотрели бы по направлению каждого из его лу­чей; тогда часть освещенного ландшафта отражалась бы у вас в глазу через эти лучи, которые в центре светила сливаются в один. Если же вы смотрите вне светила и глядите на него по направлению одного луча, вам покажется, что кругом вас много лучей, солнце же вы можете видеть только через луч, проходящий через вас. И все же вы будете видеть то же самое солнце, так как все лучи исходят из него, сливаясь в центре. Единства этих лучей вы не можете видеть, пока вы находитесь на окружности этого огромного круга и смотрите по направлению одного луча, идущего к центру солнца.

Сделаем еще шаг вперед. В каждом атоме находится Акаша, которую теперь именуют Дживой, что означает ее отделение; те­перь уже мы будем рассматривать ее не с точки зрения проявлен­ного всего, а только проявленного индивидуума. Это и есть Ма­йя, иллюзия, за которую мы не можем проникнуть. Она делает весь мир иллюзорным для нас; ибо когда наше зрение обманчиво показывает нам отдельные лучи, мы не можем за ними видеть то Единое, из которого они исходят. Теперь вам будет понятно час­то употребляемое выражение: всякий атом имеет свою Атму. Тут подразумевается только разделение в проявлении, а не в основе всего.

Теперь представим себе, что когда проявляется этот огнен­ный вихрь, каждая искра в нем отличается одна от другой; на первый взгляд это кажется непонятным, а между тем некоторые искры представляют собой живые пламена, сознательные и мысля­щие. В этом устрояющемся, проявленном мире они появляются в качестве Дэв. Это умы, достигшие высокой степени духовного развития; они менее связаны, чем люди, которые появятся впос­ледствии. Таким образом, уже на такой ранней стадии проявления мы встречаем вихрь искр, стоящих на высшей ступени умственного развития; они являются в качестве живых агентов силы творящей и способны построить Космос, подчиняясь этой направляющей и координирующей силе.

Итак, Дэвы появляются среди первых проявлений. Они упоми­наются под разными именами: Индра, Вайя и др. Наши невежест­венные ориенталисты называют это олицетворением сил природы, когда цивилизация находится еще в детском периоде, и люди, наблюдая явления природы, каковы небо, воздух, свет и пр., да­вали им разные имена Вайя, Индра, Агни и поклонялись им как отдельным богам. Рассматривая их с истинной точки зрения, боги эти вовсе не представляют собой олицетворений природных явле­ний, как представляют их себе люди, мыслящие по-детски.

Это огненные искры, которые происходят от Высшего; это живые умы, которые произошли от него задолго до того времени, когда человечество родилось в мире. Эти искры должны построить будущий Космос для будущего человечества. На Западе говорят, что только безумие неопытною мыслителя могло олицетворять ес­тественные силы природы. На самом же деле Дэвы поистине стоят позади всякого кажущегося явления и управляют им. Мы же назы­ваем их действия естественными законами природы. Дэвы сущест­вуют; это реальные существа, отделенные от единой Атмы в том смысле, как я понимаю слово разделение. Они отделились, чтоб построить мир и сделать его разумным от начала до конца.

Что такое явления природы? Это только внешние образы Дэв, и в корне всякою явления стоит Дэва. По мере того, как разви­ваются проявления, Дэвы переходят в низшие и низшие степени, пока не получится целая иерархия их. Низший вид их на земле составляет только иллюзорный покров Атмы, и правильно воспи­танная и развившаяся душа может править этими умами, для кото­рых материя служит лишь внешним покровом, так как такая душа получает свойство влиять на материю, подобно силе творящей. Развившаяся душа, поборов иллюзию окружающей ее материи, сама может стать проявлением Бога.

Разбирая всю эту длинную иерархию Дэв, нам представится вопрос, в котором и заключается все затруднение: откуда взя­лось это различие в проявленных искрах? Почему одна искра, за­рождаясь от пылающего огня, является высшим Дэвом, а другая — низшим? Одна послужит центром, вокруг которого образуется че­ловек, а другая будет центром песчинки. А еще другие искры явятся центром атомов, входящих в состав песчинки?

Каким образом в том Единстве, о котором мы говорили, поя­вилась возможность различия в проявлениях?

Прежде всего нам нужно установить самый факт этого разли­чия. Дэвы, люди, животные, растения, минералы, элементальные силы — все это окружает нас, и различие их очевидно. Сыны све­та, о которых мы читаем, это те высшие Дэвы, которых я назвала строителями Космоса. Но в Священных книгах упоминается еще и о сынах огня. Кто же эти сыны огня? Это наставники человечества в периоде ею младенчества. В прошлой лекции я уже говорила о тех, кто дал человечеству Веды и Священные Писания, чтобы нап­равить его первые шаги на пути просвещения, — это в истинном смысле слова учителя человечества. Что же они представляют со­бою? Это те пламена, которые донесли с собой на эту стадию развития во всей чистоте тот высокоразвитый ум, который позво­ляет им стать наставниками человечества; это разлетевшиеся искры, воплотившиеся в настоящих людей. Между этими воплотив­шимися людьми, между Кумарами и простыми людьми существует од­но странное различие. Можем ли мы узнать, в чем оно заключает­ся? Целые циклы проявлений исходят из Великого Дыхания и возв­ращаются в Него, Свет превращается в Мрак, Мрак переходит в Свет, души становятся различными в материи, люди поднимаются вверх к своему первоисточнику и достигают освобождения. Про них говорится, что "они идут, чтобы никогда не возвращаться". Если они никогда не вернутся, то для чего тогда и различия в Манвантарах, подобных нашей? В "Тайной Доктрине" есть одно место, которое совсем упускают из виду. Оно непонятно только потому, что в словах текста не ясно выражена, а только скрыта истина.

Что говорят Упанишады о Брахмане?

"Он скрыт в Упанишадах, которые скрыты в Ведах" *9. Если вы желаете понять, что такое Брахман, вы должны вникнуть в смысл слов, написанных в Упанишадах, и понять их сокровенное значение. Тут необходим Гуру. Потому-то и сказано там, что кто желает понять, что такое Брахман, должен найти Великого (т. е. Учителя) и внимать *10 ему, ибо одни слова Упанишад не пояснят ему скрытого смысла Бога. Чтобы искра загорелась вверху и сама стала пламенем, нужно уже развившееся пламя.

Поищем теперь, в чем заключается сокровенный смысл слов "никогда не возвращается". Искра в человеке (под словом" чело­век я разумею представителя среднего человечества) развивается через тапас — горение. Какое горение? Огонь знания. Это и есть настоящее значение слова тапас, и на этот-то "подвиг", как это всегда переводится по-английски, знание и оказывает свое дейс­твие, сжигая и очищая ее. Во время горения это знание сжигает внешние оболочки человека, где гнездится наиболее глубокое не­вежество, а когда оболочки эти сгорят одна за другой на огне знания, пламя проявляется все сильнее и начинает сознавать свою сущность. Эта искра, скрытая в материи, превращается в пламя, которое освобождается от материи; когда же освобождение совершилось, тогда пламя возвращается к своему первоисточнику. Если мы соединим несколько таких пламен, они сольются в одно, прикоснувшись друг к другу, ибо субстанция их одинакова, и различие между ними исчезает.

Позвольте мне еще больше развить перед вами этот образ; если вы будете следить за моей мыслью, истина начнет вырисовы­ваться вам из тумана, пока вы не схватите ее. Вы ясно постиг­нете ее, когда она внедрится в вас и вы сами станете ею. Чело­веческое знание — это разделение, Божественная же Мудрость есть единение. Когда исчезнет внешняя форма пламени, оно соль­ется с Единым. Оно не утерялось. Оно бесконечно увеличилось, слившись со всеми пламенами, которые соединились вместе, — в этом и заключается освобождение. Потеря отделяющей вас ограни­ченности, распространение ваше в бесконечном, полном знании, не имеющем границ, — это и есть сущность самого знания. Но бу­дет ли это "навсегда" в полном смысле этого слова? Возвращает­ся ли пламя когда-нибудь из Нирваны? Люди, изучавшие этот воп­рос при помощи тех, кто обладает знанием, верно учили, что границей служит ряд циклов, и всякий период непроявления нахо­дится в зависимости от предыдущего и последующего проявлений.

Как день и ночь служили нам символами проявления и непро­явления, так и теперь символом будет планетарное проявление и поглощение, чередующиеся друг с другом, пока не наступит время для всей солнечной системы перейти в непроявление. Это нахо­дится в зависимости от продолжительности существования солнеч­ной системы. Система эта, после известной приостановки, снова проявляется и приносит в это новое проявление всё, что она приобрела в предыдущем. Ночью вы не сознаете, что знаете урок, выученный днем, но он всё же сохраняется в вашей памяти, когда вы просыпаетесь на следующее утро. То же происходит и с плане­той, которая, перейдя через период Пралайи, приносит в следую­щее проявление всё, что она приобрела в предыдущем. Как сол­нечная система после долгого существования проходит через дол­гий период непроявления и, появляясь на высшем плане, стано­вится солнечной системой высшего порядка, так же и Космос, пе­рейдя через период Пралайи, снова появляется в Манвантарах, взятых в полном значении этого слова. Все пламена точно также сливаются в одно, и хотя между ними уже не существует разделе­ния, все же остаются огненные нити, которые связывают между собой все эти пламена. Когда начинается разделение, нити эти медленно выдвигаются вперед и выделяют все пламена из Единого. У каждого пламени есть своя индивидуальная нить, которую не могут разрушить никакие Нирваны и Пралайи, как бы долго ни продолжались они. Одно и Все вернулись в проявление. Различия между искрами развились постепенно в предыдущих Манвантарах и сохранились, несмотря на кажущееся уничтожение.

"Никогда" означает продолжительность цикла, а не оконча­тельное исчезновение. Я не знаю слова, которое могло бы точно определить это, я только могу смутно намекнуть вам на смысл. Для того, чтобы точно выразить то, что я пытаюсь передать, потребовалось бы слово, которое выражало бы состояние, которое в то же время есть и не состояние и что можно выразить только символически в образе нескольких пламен, которые соединились вместе, сохраняя возможность отделиться друг от друга. Каждое пламя при этом должно нести свою Карму, а то, что мы назвали огненной нитью, хотя и теряется в центральном огне, все же продолжает существовать и в самой Нирване сохраняет возмож­ность будущего роста.

Жизнь Брахмана не то, что жизнь человека. Его жизнь зак­лючает в себе, если можно так выразиться, все бесконечные, по­рожденные им жизни, а все эти жизни составляют только мгнове­ния по сравнению с этой вечной жизнью. И когда Брахман выдыха­ет пламена и вдыхает их снова в себя, всё это только одни мгновения для него. То, что для нас составляет миллионы лет, для него представляет кратчайшее время, какое только мы можем себе представить. Что же тогда Нирвана или отделение сознания? Что означают наши слова Манвантара и Пралайя? Это бесконечный огонь, посылающий в пространство свои пламена и снова вбираю­щий их в лоно свое бесконечно чередующимися волнами. Отсюда и получается возможность различных проявлений в каждом из цик­лов, которые следуют один за другим. При этом каждое пламя приносит в новую Манвантару все, что накопилось в нем в про­должении бесчисленных предыдущих Манвантар. Мы начинаем теперь понимать, что подобно тому, как сознание может перейти в сос­тояние Турия и опять вернуться в ограничение, так же и беско­нечное космическое сознание может перейти внутрь и затем снова воплотиться. Прежний наш опыт не теряется, он снова проявляет­ся, когда мы возвращаемся назад, и то, что происходит в малом виде, происходит в известном трансцендентальном смысле и в Не­разрушимом Едином. Его вечная жизнь тоже обогащается бесконеч­ным опытом бесконечных манвантар. Эта бесконечная эволюция для нас означает рост, а что она значит для Него, это известно Ему одному.

Когда вы читаете про то, как великие подвижники исчезали под водой, оставались целые тысячелетия на дне моря, предава­ясь размышлению, и затем снова являлись на поверхность, чтобы заселить землю, *11 вы начинаете проникать в сокровенный смысл этих рассказов. Если вы развили в себе интуицию внимания, вы поймете, что именно учителя пытались объяснить вам этими рас­сказами. Вы поймете эти символы дней и ночей, чередующихся пе­риодов деятельности и размышления.

Пралайя — это размышление Всего в Его целом; оно снова показывается на поверхность вод, чтобы населить Космос. И миры заселяются, когда Брахма приказывает некоторым из сыновей сво­их идти населять землю.

В Брахме всегда заключен Третий Логос, Слово Повелеваю­щее, которое посылает в мир своих детей. Сыновья Брахмы — это те души, которые должны взять на себя труд создания, они долж­ны явиться откуда-нибудь, и ничего не создастся прежде, чем не произошло медленное строение наверху.

Те, кого мы зовем теперь нашими наставниками, в следующей манвантаре будут находиться дальше, в более высших, нам теперь неизвестных, планетных системах. Победителями же человечества будут те, кто превращает теперь искру в пламя, кто сжигает не­вежество на огне знания — Тапаса, и становится сам живым пла­менем. В следующей манвантаре они будут уже сынами огня, не разлетевшимися искрами, а развившимися пламенами, способными научить будущие расы.

Теперь я возвращусь назад и скажу тем из вас, кто пришел сюда не для забавы, а для того, чтобы искать знание, — а таких найдется по крайней мере хоть двое или трое, — что вы хорошо сделаете, если остановитесь на этой мысли и будете размышлять о ней дни, недели, месяцы, пока она не станет для вас реаль­ностью. Чтобы проникнуть в суть вещей другого пути не сущест­вует. Я произношу только слова, хотя и пытаюсь говорить для ума, а не для одного слуха, силу же моей мысли вы поймете только тогда, когда заключите её в сердце своем и будете раз­мышлять о ней, делая из нее всевозможные выводы.

Перейдем теперь к более простому вопросу, касающемуся скорее внешней, чем внутренней области; он не составит предме­та для размышления, но поможет нам осветить эту внешнюю об­ласть светом внутреннего мышления. Я говорила вначале, что на­ука признает единство света и звука, но вам может показаться не лишним проверка Священного Писания путем ссылок на те науч­ные опыты, где из звука получался свет и наоборот.

Наши внимательные исследователи открыли, например, что, если взять кусок какого-нибудь окрашенного вещества и направ­лять на него разные световые лучи, один определенный луч изв­лекает звук из этого окрашенного вещества. Таким образом, в мире физическом вы можете, в буквальном смысле, получить звук из цвета, который есть не что иное, как свет. Если заключить окрашенное вещество в стеклянный шар и направлять на него све­товой луч, послышится низкий звук. Вы превратили луч света в звук. Это весьма поучительный опыт мира низшего, и он стоит того, чтобы его запомнить. Если вы встретите какого-нибудь не­вежду, который с насмешкой отзывается о Священном Писании, вы можете тогда указать ему на то, что западная наука возвращает­ся к этой идее единства всего.

В ваших книгах говорится, что, если вы желаете сообщаться с низшими Дэвами, вы должны говорить с ними не словами, а красками. Что это значит? Вы изучили зависимость цвета от зву­ка и можете понять, что то, что передается человеческому мозгу словами, которые приводят в движение более плотный воздух, — вы должны передать эфирным Дэвам цветовыми окрасками, которые приводят в колебание ту астральную материю, из которой состоят их тела. Слово физического плана передается на плане астраль­ном как известная световая окраска. Если вы желаете войти в общение с таким Дэвом, у которого нет стхула шариры, т. е. ви­димого тела, которое способно отвечать на более грубые колеба­ния воздуха, вы должны помнить, что каждому звуку соответству­ет определенный цвет. Если вы хотите сказать ему что-нибудь, вы должны говорить с ним на языке низших богов, на языке кра­сок, которые вызывают у такого Дэва то, что мы называем мыслью, выраженною словами, т. е. идеями на плане ментальном.

Речь физического мира передается в красках в мире аст­ральном.

Когда вы читаете в Писании, что "с Дэвами надо разговари­вать на языке красок", вам говорят, что это нелепость, детское суеверие; что Дэв не существует, как не существует и языка красок.

Вам говорят, что вы повторяете нелепые басни младенца-на­рода, что это чистый фетишизм, за которым скрывается полное невежество. Но если бы люди, которые говорят так, знали бы немного более, они поняли бы, что язык красок реален, и первый шаг к этому открытию был сделан парижским ученым, который на­правил световой луч на окрашенный предмет и вызвал этим звук.

У ясновидящих всякий звук вызывает определенный цвет. Это испытал всякий, кто развил в себе астральное зрение. На Западе теперь многие упражняются в этом. Многим из вас может быть из­вестно, что в Египте существовали особые книги, написанные разноцветными красками, а не такими буквами, какие употребля­ются на санскритском языке, истинном языке Богов.

В Индии я не слыхала ни о чем подобном.

Многие книги, предназначенные для оккультистов, написаны были в Египте не знаками, а красками. Понимание подобных книг велось в древнем Египте от посвященных жрецов, которые были такими же адептами, как и индусские. Надо заметить, что, если переписчик изменял окраску, его казнили смертью. Позднее егип­тяне считали, что писание красками — это древний обычай, кото­рый сохранился от великих жрецов. Смысл обычая уже утерялся, но обычай сохранился. А смысл был тот, что адепт читал значе­ние красок там, где простой читатель видел лишь написанные знаки. Для оккультиста, который видел окраску, буквы получали другой смысл.

Оттого-то и можно было тогда составить такую книгу, кото­рая для непосвященного говорила только, что написано буквами, для адепта же книга имела смысл, доступный лишь одним оккуль­тистам, так как он не только видел очертания букв, но понимал и их окраску, которая имела для него сокровенное значение.

Так сохранялись древние тайны для посвященных, которые, пройдя путь посвящения, проникли в эту тайну и хранили для се­бя эту древнюю мудрость. Она сохранилась и теперь, конечно, скрытая от посторонних. Язык красок — это одна из стадий пос­вящения. Когда ученик научается читать краски, т. е. получает познания через световые ощущения, его учат тогда пользоваться ими для управления теми силами, которые в нашей литературе именуются Дэвами.

Вы встретитесь с этим, когда прочтете о семиязычном огне, о семи языках пламени, — человеческому уму предоставляется по­нять это. Возьмем Прашна упанишаду, где описывается жизнь, ко­торая делится на жизненные токи. Об одном из этих токов гово­рится, что он имеет семь пламен *12. В Мундака упанишаде упо­минается "семь колеблющихся языков огня", каждый из них имеет свое особое имя, и некоторые из этих имен не что иное, как названия красок. *13 Это дает вам ключ к пониманию этого места в Писании, но вместо того, чтобы пытаться понять его путем рассуждений, старайтесь размышлять о нем. Смысл тут заключает­ся в окраске пламени, а жизнь, распределяющая эти пламена по телу, — это только символ, которым указывается сокровенный смысл, а именно, что жизнь, Прана, есть активная сила той Ат­мы, которая имеет семь свойств и становится в человеке силой семеричной. Каждый огненный язык представляет собой одно из основных свойств человека. Когда все они соединятся в сердце, получается единое пламя Атмы.

Таким же образом я могла бы объяснить вам разные другие символы, например, домашнего огня и других огней. Символы эти должны быть понятны всякому мыслящему человеку. Для чего "дважды рожденные" изучают Веды? Конечно, не для того, чтобы повторять одну шлоку за другой. Ежедневное чтение Вед обяза­тельно для каждого "дважды рожденного"; это означает, что изу­чение Вед дает знание. Когда он читает о пяти огнях, символом которых служат огни его домашнего очага, он должен понимать сокровенный смысл этого выражения. Отчего вечно хранится один и тот же огонь и от него уже зажигаются другие? Почему огонь этот зажигается только молодыми супругами и не дозволяется га­сить его, пока они живут на земле? В этом кроется идеал брака у древних индусов. Это означает признание в духовном мире того факта, что когда мужчина и женщина сочетались, то оба начала в природе, представленные ими, должны слиться в единый дух. Только через такое сочетание они становятся огнем, и матери­альный огонь, зажигаемый супругами, служит только символом объединения их духа, не с целью получить чувственное удоволь­ствие, а для того, чтобы они стали Праджапати, объединенными создателями будущего мира. Этот благороднейший идеал, который когда-либо знало человечество, и был идеалом брака у индусов.

Пусть низко пал этот идеал, важно значение, скрывающееся в этой идее раннего брака, когда страсти еще не проснулись и плоть не принимает никакого участия в этом единении души с ду­хом. На этой великой истине основан внешний обряд. Смысл его утерялся, но обряд сохранился. Дух каждого человека переживает ряд воплощений для духовного роста, а не для чувственною удов­летворения. Юношеские страсти, проявляющиеся через чувства и влекущие друг к другу два тела, души которых иногда и несходны между собой, не должны иметь места в этом союзе двух Духов между собой. Для этого в старину и изучались гороскопы, проли­вавшие свет на жизнь, которая предстояла вновь воплотившемуся Духу. В современном браке сохранился символический обычай раз­делять завесой жениха с невестой; они могли встречаться только взглядами, ибо в глазах пребывает дух, который и говорит от одного к другому. Тогда ничто постороннее не может оказать на них магнетического влияния.

Этот идеал и лежал в основе древнего брака, и молодые вместе зажигали огонь, символ духовного единения. И огонь этот не должен потухать, пока дух их соединен и внешне и внутренне. Если жена умирала первая, муж подавал ей огонь, чтобы она мог­ла унести ею с собой в потусторонний мир и явилась бы к нему как дух с огнем в руках за пределами смерти. Супруг узнает по этому огню, что она принадлежит ему, и души их сольются воеди­но. Символ этот указывал на тот священный идеал брака, над ко­торым смеется современный Запад.

И здесь есть юноши, которые в своем невежестве желают низвести этот идеал вместо того, чтобы очистить его и восста­новить древний индусский брак. Тогда вы вернули бы Индии ее прежних мужчин и женщин, каких нет теперь, тех женщин, о кото­рых упоминает ее древняя литература. Это славные, благородней­шие типы жен, которые не встречаются у других народов; их нет ни в произведениях их вдохновенных поэтов, ни в мечтах энтузи­астов.

Вы понимаете теперь сокровенный смысл знакомых вам огней, также и тех, которые объясняют вам перевоплощение. Всякий сим­вол говорит что-нибудь душе, которая умеет видеть.

Итак, братья, я предоставляю вам самим размышлять обо всем, что я так несовершенно изложила перед вами в этой бесе­де. А перед высшими Единицами, перед теми космическими огнями, от которых мы произошли и в которые вернемся, у меня одна мо­литва за вас и за себя: пусть мы только искорки, долженствую­щие стать пламенами, устремимся вверх к Ним, и пусть пламя, горящее в сердце нашем, зажжет огни и в других душах! И тогда Великие Боги, взирая на землю, увидят здесь в Индии огни, под­нимающиеся к небесам. Это будут уже не огни домашнего очага, а огни Духа, который, стремясь к их подножию, увлекает и нас за собой.

Индия станет тогда вновь тем, чем она должна быть, — ис­тинным светочем мира, чадом Богов. Древние ее народы вновь станут сынами Божьими, а любовь, загоревшаяся огнем в каждом сердце, поднимет пламя к престолу Всевышнего!

 

 

Глава III. Йога

Братья! Во все времена, на всех ступенях цивилизации, че­ловеческий дух стремился к Небу. Каждая религия пыталась уста­новить единение с Богом. Важно не то, какую религию исповедует человек, под каким именем он чтит Божество. Где идет дело о внутренней борьбе, — безразлично, каким путем человек пытается выразить или проявить на деле свои стремления. Суть в этом са­мом стремлении, которое свидетельствует миру о реальности Ду­ха, о том, что существует духовная жизнь. Только оно одно и свидетельствует, выражаясь точнее, о существовании Божествен­ного в мире и в человеке. Подобно тому, как вода пробивает се­бе путь через все заграждения, чтобы подняться до уровня того источника, откуда она вытекает, — так точно и дух человеческий вечно стремится вверх к своему первоисточнику. Если бы дух этот не происходил от Бога, он не искал бы Его, не искал бы и единения с Ним.

Самый факт существования этого стремления как бы неумело оно ни проявлялось, вечно свидетельствует о Божественном про­исхождении человека. Это доказывает, как мы говорили вчера, что искра может снова обратиться в пламя, и как бы ни было оно заглушено в пределах проявления, будучи по природе пламенем, оно снова может вспыхнуть.

Слово Йога, как всем известно, означает "единение". Оно выражает собой все, чего только может желать Дух. В нем подра­зумевается все; так как все происходит от Божества, то едине­ние с Богом означает обладание всем — всем знанием, всей си­лой, всей чистотой, всей любовью. Слово это, означающее едине­ние, указывает и на высшее доступное человеку стремление.

Возьмем одну из самых новых религий, ту, которая рас­пространилась на Западе под именем Христианства, — вы найдете и в ней ту же попытку единения, которое проводилось так мето­дично в самой древней из религий, в Индуизме. Главная разница заключается в их методах.

В Христианстве существует стремление, но обыкновенно не учат, как достигнуть этого единения. Правда, Римско-Католиче­ская церковь обладает некоторым знанием тех методов, посред­ством которых достигается единение с Богом. *14 Но вообще в Христианстве мы видим скорее стремление, чем постоянные и соз­нательные усилия достичь этого единения. В жизнеописаниях тех людей, которых называют Святыми, мы читаем, как некоторые из них достигали того состояния, в котором всякий близко изучив­ший этот вопросу знает то, что мы называем состоянием Самадхи, экстазом. В этом состоянии сознание устремляется вверх или скорее внутрь, из области обычного в Божественное. Этого дос­тигали через благоговение, и это свидетельствует, что в каждой вере можно достичь этого единения.

Так и должно быть, ибо все души по существу составляют одно Единое, как бы ни различались они по своему вероисповеда­нию и месту рождения.

Это служит очень важным доказательством коренного единс­тва всех религий. Это позволяет разрушить существующую между ними стену, которая служит таким препятствием для духовного единения людей, а единения этого быть не может, пока мы будем оставаться в области чистого интеллекта.

Я хочу показать вам теперь громадное значение Индуизма, который понимает и метод, и цель Йоги. Я приведу вам для этого доводы ума и опыта.

Индуизм достигает не только того, что называют "блаженным видением", но учит и тому, как достичь его.

Всякий мирянин поэтому может узнать до известной степени, как ему жить теперь, чтобы в будущем воплощении пойти дальше по пути Йоги. А те, кто уже готовы к этому, получают особые указания, как постепенно приблизиться к Богу.

В публичной лекции нельзя коснуться внутренней стороны Йоги. Йога, в строгом смысле этого слова, никогда не препода­ется иначе, как одним человеком — другому, Гуру преподает её своему ученику. Йога не может служить предметом общего рассуж­дения или словопрений.

В настоящей Йоге не рассуждают. Рассуждение присуще уму, а не духу, а Йога имеет дело с духом, а не с умом.

Первые шаги могут быть указаны всем, но в святая святы Йоги может проникнуть лишь тот, кто понял, что можно познать духовную истину и всем сердцем предался исканию её. Он должен искать эту истину не в области умственных рассуждений и не у тех людей, которые считают себя равными с учителями, а у тех, кто в молчании и благоговении идет учиться у людей с более вы­соким духовным развитием; такие люди с благодарностью принима­ют каждый луч озаряющего их света; они не вступают в пререка­ния с этим лучом, потому что духа их не коснулся отблеск его первоисточника.

Но можно указать на те предварительные стадии, через ко­торые должен пройти человек, чтобы стать способным изучать Йо­гу. Я намечу вам те шаги, которые указаны в Шастрах для непос­вященных. Они приведут вас к вратам храма. Но в самый храм вы должны войти один, чтобы встретить там учителя. Вам можно ука­зать лишь путь, ведущий к этим вратам, но если вы твердо реши­лись, вы можете вступить в них.

Для того, чтобы понять умственную сторону этого процесса единения, вы должны сперва узнать, из чего состоит человек. Это будет первым шагом. Правда, что тело человека состоит главным образом из тех органов, посредством которых он познает себя. Но все же он должен уметь пользоваться этими органами, чтобы сделать первые, предварительные шаги.

Прежде, чем вступить на путь, вы должны преодолеть неко­торые препятствия, которые лежат в самой вашей природе, в строении вашего тела. Это необходимо для успешного прохождения Йоги. Поэтому-то первый шаг на пути будет сделан, когда ваш ум поймет строение вашего тела. Изучать строение человека вы должны сперва по теории, а потом уже на практике. Организм че­ловеческий нужно рассматривать в связи с разными областями ми­ра или же так, как самому человеку удобнее подразделить себя при исследовании этих областей.

Деления эти сперва будут чисто теоретические, и только впоследствии их можно будет применить на практике.

Самым полным делением будет деление на семь областей, вы можете прочесть об этом в любой теософической книге. Вы найде­те некоторые указания на это и в Шастрах, где всё упирается в деление на пять областей, что соответствует теперешнему разви­тию человека; о двух высших стадиях развития там не упоминает­ся, тем более, что при наших условиях жизни человек не может достичь их. А в те времена считалось излишним смущать умы упо­минанием того, чего постигнуть нельзя.

Есть там, правда, некоторые намеки, предназначенные для тех, кто поднялся выше обычного уровня и готов к принятию дальнейшего знания. Там говорится, например, о "семиязычном пламени", о семи гласных звуках, о том, что Агни едет на ко­леснице, запряженной семью конями. Великий Змий, чаще всего пятиголовый, называется иногда семиголовым. Это все намеки на числа выше пяти, пятиричное же строение выражается пятиуголь­ником, буквой М, знаком зодиака Макара, крокодилом.

Все это указывает, что когда вы изучаете реальное, вам остается еще познать и то, что находится за пределами его.

Семеричное устройство человека выделяет Атму как отдель­ную сущность, которая, постепенно раскрываясь, стремится нару­жу через целый ряд оболочек, составляющих только различные ви­ды этой Атмы. Таким образом вы получаете: Буддхи, именуемого духовной душой, Манас, или разумную человеческую душу; Каму, или душу животную, в которой заключены все страсти и желания, и Прану — жизненный принцип, наполняющий эфирное тело. Прану неправильно называют Линга Шарира; в Священных Писаниях этот термин имеет совсем другое значение. Наконец, идет само тело Стхула Шарира, физическая и материальная видимая часть челове­ка. Это и составит семь делений вместе с Атмой, которое предс­тавляет из себя единое целое, различное в своих проявлениях.

Обратимся к более знакомому всем делению, где человек рассматривается как Атма, заключенная в пять оболочек. Эта классификация весьма образна, ибо каждый отдел дает вам поня­тие об оболочке, скрывающей истинную суть человека. Настоящий процесс Йоги и заключается в совлечении этих оболочек, одна за другой, пока сущность не явится снова Единой, как и вначале.

Согласно этому делению получаются: оболочка питания Анна­мая-Коша; за ней следует то, что в Теософии именуется эфирное тело и Прана; эфирное тело — это только колесница Праны, — вместе они составляют Прана Майа Коша. Далее следует подразде­ление на два, признающее двойственность Манаса, о которой го­ворится в теософических книгах: Манас и Кама, которая заключе­на в низшем Манасе; она соединяет то, что погибает после смер­ти, с тем, что переходит в Девалоку.

Вы получаете, таким образом, Маномая-Кошу, в которой за­ключены свойства камические, страсти и желания; оно принимает участие в образовании тела, которое сохраняется во время пре­бывания в Камалоке.

Затем следует оболочка рассудочных свойств ума — это Виджнямая-Коша; она получила имя от Джнянам — знание с при­ставкой Ви, что значит рассуждение, анализ, процесс исследова­ния и раскрытия всех отделов знания, что и будет рассудочным знанием по существу. Иногда этим именем обозначались все шестьдесят четыре науки, собранные в одно.

Эта Коша заключает в себе то, что теософы называют Мана­сом, распознавательное свойство человеческого ума, но без спо­собности доказывать, что составляет уже принадлежность низшего Манаса.

Последней оболочкой будет оболочка блаженства — Ананда­мая-Коша, которая в то же время и Буддхи, ибо Буддхи есть бла­женство по существу.

Если вы захотите теперь узнать, какую классификацию чело­века следует принять при исследовании разных областей мира, вы увидите, что его нельзя разделить на шесть или на семь частей.

Не все оболочки отделимы друг от друга. Вы должны принять тройное деление. Для практических целей Йоги человека можно разделить на три части. Существуют три Упадхи (проводники, оболочки), в которых могут действовать эти разные начала или оболочки. Низшей будет Стхулопадхи, в которую заключено тело физическое, хотя по существу оболочка эта и эфирна и в ней можно не считаться с телом физическим. Оно играет тут лишь роль препятствия, которое необходимо и нужно преодолеть. Нас­тоящие органы чувств гнездятся в эфирном теле, мы же видим только вместилища этих органов в теле физическом, которое нам представляется таким реальным.

Затем идет Сукшмопадхи, или тонкое упадхи, которое иногда называется Линга Шарира, или Линга деха. В теософической лите­ратуре неудачно было названо этим именем низшее Упадхи, аст­ральное, или эфирное тело. Это Сукшмопадхи служит колесницей для камических и манасических сил. В этом упадхи сознание и может практически познакомиться с планом физическим. После этого идет Каранопадхи, настоящая оболочка Атмы в Буддхи-Мана­се; она соответствует Анандамая Коша и тому сохраняющемуся те­лу, в котором обитает Божественная Триада в продолжение всей манвантары.

Эти три деления практической Йоги соответствуют трем пла­нам мира в его проявлениях: плану астральному, внешним прояв­лением которого служит план физический, что и позволяет нам на практике рассматривать эти планы как одно целое *15. Сюда от­носится и Стхулопадхи. Далее идет план психический; в нем зак­лючаются все виды страстей и желаний, а также и все виды разу­ма. Это и есть Сукшмопадхи. Над этим последним находится план духовный, это область высшая, Каранопадхи.

Таким образом, эти три Упадхи соответствуют трем областям мира: астральной с физической, психическим высшей и низшей и наивысшей области — духовной. Практическая Йога принимает это деление, так как сознание может пребывать на одном из этих трех планов, и на каждом из них должно иметь тело, или, лучше сказать, колесницу, в которой оно пребывает. Йога возможна только при существовании этих упадхи, где сознание могло бы действовать на этих трех великих планах проявленного Космоса. Йога научает человека развивать или сокращать эти упадхи, что­бы он мог оставаться на том или другом из этих планов, иссле­довать их и соединить вместе. Процесс проявления мира есть только развитие этого объединенного сознания.

В Писаниях сказано, что мир существует для Души. Все, что приятно Ишваре, — это хорошая Карма, все, что неприятно Ему, — дурная. Под Ишварой разумеется Божественный Разум, составляю­щий одно с разумом в человеке. Поэтому-то и надо развить эти оболочки, для того, чтобы получилось полнейшее единение между ними, и разум мог бы по желанию перейти на каждый из этих ми­ровых планов и сознательно получить на нем знание, присущее этому плану.

Это необходимо уяснить себе для нашей работы. Теперь яв­ляется вопрос: каким образом эти планы и эти Упадхи соответс­твуют тому, что называется состояниями сознания или условиями, в которых находится Атма? В Шастрах это обозначается разными терминами, смотря по тому, как мы будем рассматривать вопрос, с точки ли зрения Атмы и состояний, в которых она находится, или же будем извне рассматривать Атму как разные виды созна­ния.

Рассматривая состояния сознания, вы получите три стадии: бодрствование, сновидение и глубокий сон. Это обозначается терминами: Джаграта, или обыкновенное сознание при нормальной жизни во время бодрствования; Свапана — сознание во время сна; и Сушупти — глубокий сон без сновидений. Есть еще четвертое состояние — Турия, но его не существует в проявлении. Оно уже составляет переход ограниченного сознания во Все. Поэтому оно и лежит вне области колесниц, ибо там Атма является как тако­вая; она сбросила все оболочки и нашла себя саму. Пока мы име­ем дело с оболочками, для нас существуют только три состояния, не считая Турии. В этом последнем нет условностей. Человек мо­жет достигнуть его, но он не приносит в него никаких колесниц. Это состояние освобождения. В состояние это переходят через Дживанмукта, но джива или окончательно выходит за пределы вся­ких колесниц, или, переходя в него, как чистая джива, может опять вернуться обратно; колесницу нельзя нести туда, ибо там не существует границ. Это Единое и Все.

Обратимся теперь к Мандукья упанишаде, она коротка, но значение ее бесценно, если вы изберете ее предметом размышле­ния и поймете ее сокровенный смысл. В ней говорится не о сос­тояниях сознания, но об условиях существования Атмы. Сперва говорится об Вайшванара, относящемуся к бодрствованию; в нем Атма познает мир внешний. Там сказано, что соприкосновение с внешними телами и есть свойство этого состояния. Оно и нахо­дится поэтому в низшей из трех колесниц. Из нею оно переходит в состояние сияния (Тайджаса). Тут сознание изучает, как там говорится, внутренние предметы; провод для этого будет Сукшмо­падхи; оно пребывает в мире внутреннем. Сознание переходит из него еще раз в состояние знания, Прашна. Оттого-то и говорит­ся, что знание однообразно, что сущность его — блаженство и только уста — знание. Заметьте хорошенько эти слова, которые освещают вопрос. Сущность этого состояния — Блаженство. Это указывает на присутствие Анандамая Коша. Уста его — знание. Вникните в смысл этого выражения, и вы увидите в нем намек на присутствие того, что может стать, но еще не стало произнесен­ным словом. Это потенция речи, произнесения слов, ибо речь принадлежит низшему плану. Уста его — знание, означает, что уста его тут, но по существу состояние это само блаженство. Когда из этого состояния проявится Атма, она спустится в об­ласть речи, и уста будут в состоянии произнести сказанное сло­во, на этом же плане нет слов. Существует потенция звука, а не самый звук.

Наконец мы доходим до четвертого состояния. Выразить его словами нельзя, его можно определять только отрицательно. Это сама Атма, сам Брахман. Это священное слово в Его целом, а уже не составляющие его буквы. Вам даны три буквы А, У, М; каждая из них соответствует одному из состояний Атмы. Наконец однос­ложное слово произнесено, ибо Атма опять составляет одно це­лое, причем не может быть и разделения букв.

Вы видите, как даже при таком поверхностном объяснении можно почерпнуть из книги много знания, а мы только слегка коснулись этого вопроса. Вы сами должны отыскать сокровенный смысл намеков, но и это одно уже наведет вас на путь Йоги, так как вы узнаете три стадии, три ступени или три состояния Атмы. Как же осуществить их на практике?

Каковы должны быть первые шаги для того, чтобы применить на практике все это теоретическое знание. Я хочу сказать, при­менить его постольку, поскольку это возможно для человека, ко­торый живет в мире и у которого есть семейные, общественные и национальные обязанности, но он все же желает приготовиться к истинной жизни. Мы можем узнать путь по некоторым намекам на то, что лежит вне нашей сферы. Конечно, внезапный переход к настоящей, практической Йоге невозможен для человека, который ведет обычный образ жизни. Такая попытка не имела бы никакого успеха. Даже если человек и сильно желает этого, у него не хватит сил вынести те удары, которые он испытает при первом усилии проникнуть во внутреннюю жизнь. Вы не можете сделать и шага, не испытав сильной реакции. Вы не можете прыгнуть высоко вверх, не ощутив толчка при возвращении на землю. Потому-то древние мудрецы и не позволяли людям сразу вступать на путь отречения. Это было запрещено для всех, кроме исключительных случаев, когда душа, сильно подвинувшаяся вперед в своем раз­витии, снова воплощалась и с детства проявляла особые способ­ности.

Обычный путь был строго размерен, и человек мог брать от религии только то, что соответствовало его внутренней потреб­ности. Вся жизнь была религиозна и сопровождалась постоянными религиозными обрядами, и в эти обряды человек мог вносить ту духовную энергию, какую сам желал и мог принести. Если он мог исполнять эти обряды только формально, то и тогда они служили ему напоминанием о жизни нематериальной; если же он исполнял их с благоговением, он подвигался на шаг вперед. Когда же он отдавался им от всего сердца, обряды эти подготовляли его к позднейшей жизни. Если он, выполняя все обряды и ведя образ жизни грихасты обыкновенного человека, выполнил все возложен­ные на него обязанности, он мог идти дальше и по желанию стать отшельником или подвижником. Постепенными упражнениями он го­товил себя к отысканию Гуру и к истинной духовной жизни.

Прекращение дурных поступков — это первый шаг на пути Йо­ги. Это избитое предписание каждого вероучения, но это не ума­ляет его значения. Без этого невозможна никакая Йога, кроме той, которая ведет к разрушению. Очищение жизни и прекращение дурных поступков и будет первым шагом. Тот, кто ведет себя дурно, не может вступить на путь Йоги, своим умом и чувствами,

- он не может найти Атмы. Оттого-то прекращение дурных поступ­ков и будет первой подготовкой; но если вы кому-нибудь посове­туете начать с этого, он только пожмет плечами, скажет: "Ко­нечно", — но не выполнит этого на деле. А до тех пор нельзя начинать практиковаться в Йоге. Пока человек не начнет очищать свою жизнь, пока он не будет правдив так же в мыслях, как и в словах, пока никакие искушения не заставят его свернуть с нас­тоящего пути; пока, по крайней мере, его помыслы и желания не будут направлены к добру; пока он не будет сознавать своих па­дений и пытаться подняться всякий раз, как он падает, пока он не попытается создать себе идеал и провести его в жизни, — до тех пор все это будут лишь пустые слова. Все религии предписы­вают это, но трудно бывает исполнить это на первых порах. Для огромного большинства людей Йога остается пустым словом.

Всякая попытка практиковаться в ней, если не соблюдены эти правила, будет то же, что пытаться бежать, не научившись сперва ходить. Человек уподобится ребенку, который спешит идти вперед и падает, пока не научится быть осторожным и удерживать равновесие.

Я особенно настаиваю на этом, так как существует много упражнений, которым можно научиться, не исправив сперва свою жизнь, но это ведет не к добру, а к злу. Гораздо легче взять книгу о Йоге и исполнять в продолжение нескольких минут, даже часов (в течение дня), указанные там упражнения, чем следить за каждым днем своей жизни и улучшать её с каждой минутой. Это гораздо легче, но это приносит мало пользы. Есть разные методы для дисциплинирования себя в обыденной жизни, но если человек твердо решился обуздать свой ум и тело, он сам составит для себя правило на каждый день, по мере надобности. Это безраз­лично, каковы будут правила, лишь бы они были чисты и возвы­шенны. Раз человек будет следовать правилам, которые он соста­вил для себя, значит, он сумеет и урегулировать свою жизнь и будет выполнять в известные часы то, что предполагает заранее сделать. Я приведу простой пример: человек назначает себе час для вставания, но когда пробьет час, ему хочется спать, и он не встанет. Суть не в том, что он встанет на четверть часа раньше или позже, а в том, выполнит ли он или нет свое реше­ние. Когда делаешь то, чего не хочется, укрепляешь свою волю, а без крепкой воли невозможен никакой прогресс; только крепкой воле подчиняются ум и тело. Силу воли легче всего приобрести ежедневным упражнением. А когда ум и тело находятся в подчине­нии у человека, то никакое искушение, никакая лень не могут ему помешать: он уже сделал первый шаг на пути Йоги, подчинив тело и ум тому, что выше их. Крепкая воля человека становится в нем орудием для дальнейшего прогресса.

Рассмотрим еще вопрос о пище, не в буквальном смысле пи­тания тела, а в другом весьма важном отношении. Вы знаете, что известный род пищи запрещен людям, которые ведут духовную жизнь. Пища должна соответствовать той цели, которую вы себе наметили в жизни. Тут нельзя выкинуть ни одного предписания. Вы избираете для себя известный род пищи, смотря по цели, ка­кую вы избрали. Потому-то и существовали для Брахманов такие строгие правила относительно того, что можно и чего нельзя бы­ло делать. В те времена быть Брахманом значило стать челове­ком, который преуспевает в духовной жизни и желает быстро идти вперед по этому пути. Брахману предписывалось употреблять в пищу только те вещества, которые обладают свойством саттвы (гармонии); ему не позволяли вводить в тело то, от чего он старался его очистить, а именно, пищу, обладающую свойствами раджаса (страсти) и тамаса (лени). Питаться подобной пищей значило бы падать, а не возвышаться.

Тело, правда, составляет низшую часть нашего существа, но из этого не следует, что мы должны пренебрегать им. Когда вы подымаетесь на гору, вам нужно стараться облегчить свою ношу. Если ноша и будет тянуть вас книзу, все же восхождение будет легче, если ноша будет менее тяжела. То же самое вы должны сделать и со своим телом; на пути к духовной жизни оно не по­могает вам, оно тянет вас вниз. И вы желаете, насколько воз­можно, ослабить эти телесные путы. В этом и заключается смысл предписаний. Если в человеке нет ничего, кроме внешнего, если у него нет стремлений подняться вверх, то безразлично, легка или тяжела его ноша: ноша эта всегда будет на земле, которая будет ее поддерживать, и она не будет тянуть человека вниз. Привяжите камень к столбу, будет он тяжелый или легкий — это не имеет значения, так как у столба нет стремления подняться вверх. Но привяжите камень к к воздушному шару, вы увидите, что, уменьшая вес камня, вы позволяете шару подняться, и он поднимется, унося за собой и камень, когда сила, уносящая его вверх, преодолеет вес мертвого камня, который тянул его книзу.

В этом смысле и надо смотреть на тело и понимать предпи­сания. Когда дух свободен, внешние формы безразличны. Все об­ряды и религиозные церемонии, которые связывают еще не осво­божденную душу, становятся излишни, когда душа достигла осво­бождения и ничто уже не держит ее. Религиозные обряды должны быть теми крыльями, которые поднимают душу вверх, не взирая на груз. Но если груза нет и душа свободна, она уже не нуждается в крыльях. Она поднялась в ту атмосферу, которая ей свойствен­на, где господствует равновесие, где для нее нет верха и низа, ибо она в центре, который и есть Всё.

Эта мысль должна стать в основе вашего суждения о ближ­них. Лучше было бы, если бы вы никогда не судили их. Какое право имеет каждый из вас судить своего брата? Что вы знаете об его прошлом? Знакома ли вам его Карма? Знаете ли вы, какие условия окружают его? Что вы знаете о той внутренней борьбе, которая происходит в нем, об его стремлениях и ошибках? По ка­кому праву судите вы его? Судите себя, а не других. Если вы судите человека только по тому, исполняет ли он или нет те или другие предписания, вы вредите себе больше, нежели ему. Вы произносите суждение в сфере низшей и вредите внутренней, ом­рачая её недоброжелательством и недостатком сочувствия.

Существует много внешних предписаний, которые учат, как обходиться со своим телом; одни из них весьма полезны, другие же вредны. Вот, например, одно неопасное упражнение, если де­лать его умеренно и особенно здесь, в Индии, в стране, где су­ществует долгая физическая наследственность и практика тысячи поколений. Упражнение это, знакомое всякому Брахману, известно под именем пранаямы — задержки дыхания. Делают это с очень оп­ределенной целью, чтобы все внешние предметы скрылись из виду, и душа, оторвавшись от внешних ощущений, обратилась бы к уму. Это первая степень упражнений Йоги.

Прекращение физических ощущений, задержки дыхания и слу­жат, если можно так выразиться, облегчением нашей ноши, чтобы ум мог легче уйти из мира внешнего. Но если эти только до из­вестной степени показанные предписания выполняются людьми, ко­торые мало подготовлены к этому своей физической наследствен­ностью и к тому же делают эти упражнения со свойственными за­падным людям упорством и энергией, — упражнения эти представ­ляют большую опасность. В таких случаях пранаяма может вредно отозваться на некоторых телесных органах, быть причиной болез­ни и даже смерти.

Даже и вам, людям Азии, неразумно доводить далеко такие упражнения, если при вас нет опытного руководителя, который предупредил бы вас, когда вам грозит опасность. Это упражнение совсем неподходящее для европейца, у которого нет наследствен­ной физической подготовки к нему, да и среда, в которой он жи­вет, не годится для упражнения, влияющего на психофизическую жизнь.

В Хатха-Йоге, как её называют, упражнения эти могут быть доведены гораздо далее. Вы видите аскетов, которые достигают крайних пределов, делая какое-нибудь упражнение. Например, они поднимают руку и держат ее в таком положении, пока она не вы­сохнет, или же сжимают руку в кулак и держат ее в этом положе­нии, пока ногти не прорастут сквозь ладонь. Одни глядят упорно на солнце, другие достигают раздвоения своего тела и т. д.

Многим из вас верно удавалось наблюдать подобные упражне­ния.

Имеет ли это какое-нибудь значение? К чему это делается? С какой целью? Несправедливо было бы сказать, что упражнения эти не имеют никакого значения. Прежде всего они ясно свиде­тельствуют в наш век о силе внутреннего стремления, которая преодолевает все препятствия плоти и все физические искушения, чтобы достичь того, что считается выше этой физической жизни.

Нельзя осудить этих людей и не упомянуть о той пользе, какую они указали человечеству.

В этом мире, где люди ищут обладания земными благами, деньгами, местами, властью, славой, похвалой людской, — небес­полезно, чтобы некоторые люди поступали именно так, как эти аскеты и презирали бы всё, чего ищут другие люди. Самые их страдания свидетельствуют о присутствии души в человеке и о значении того, ради которого можно вытерпеть пытку. Я полагаю, что нельзя легкомысленно называть безумными этих людей, даже если и не оправдываешь их поступки. Надо признать в них силу благоговения, которая умерщвляет плоть в поисках души. И если, как я и сама это думаю, метод их и неправилен, все же жизнь этих аскетов благороднее, чем жизнь людей, ищущих преходящих земных благ. Благороднее падать в поисках высшего, чем искать только земного, пренебрегая высшим.

В жизни их есть и другая сторона, которая получит свою награду в будущем их воплощении. Путем этих методов они, прав­да, никогда не достигнут духовного плана, но зато разовьют в себе силу воли, которая в будущем рождении поведет их далее по истинному пути.

Подумали ли вы когда-нибудь о том, какова должна быть эта сила воли, не тогда, когда положение стало привычным, а при первых попытках, где каждая минута является пыткой? В это вре­мя развивается душа и, отдавая дань страданию, вы получаете то, чего ищете. Сила воли вырабатывается страданием, и эта си­ла вернется к ним в будущей жизни. Может быть, тогда эта сила, освещенная верой, укажет им другой образ жизни и откроет им путь к истинному знанию.

Если в этом воплощении они и не достигнут духа, — в буду­щем воля, соединенная с верой, поведет их гораздо дальше тех, кто считает себя мудрее этих фанатиков, какими и я считаю этих людей.

Вы можете предложить мне вопрос: "Что же, и нам следовать их примеру?" Нет, я уже сказала, что считаю это ошибкой. Я упоминала об этих аскетах только потому, что слышу много раз­ных насмешек и глумления над ними со стороны людей, которым далеко до этих фанатиков, осознавших смысл духовной жизни и пытающихся осуществить ее на деле.

Следует упомянуть еще об одном подвиге, который состоит не в полном самобичевании, а в удалении из мира в леса. Посту­пок этот считают эгоистичным, но не всегда он таков на самом деле. Примеры духовной жизни вносят собой ту атмосферу духов­ности, которая мешает падению страны. Они утверждают существо­вание духовной жизни, которая может быть вызвана к деятельнос­ти.

Самой возможностью своего возрождения Индия обязана этим отшельникам, поселяющимся в лесах и джунглях. Они помогают созданию такой атмосферы, где возможны вибрации, благостно влияющие на внешнюю жизнь людей.

Но какова цель Хатха-Йоги?

Хатха-Йога пробуждает астральное тело и приводит в коле­бание астральные центры; при этом можно достичь поразительных результатов во внешней области. Но достигать этого вредно, так как возбуждение физических и астральных центров, идя снизу и не сопровождаясь соответствующими возбуждениями Ума и Духа, скоро достигает своего предела. Такое возбуждение искусствен­но, оно не развивается нормально и постепенно, а для того, чтобы результаты, достигаемые им, передавались из одной жизни в другую, оно должно исходить из высшей области. Упражнения Хатха-Йоги, происходящие в сфере низшей, дают те же результа­ты, что и гипнотизм, при котором подавление внешних чувств мо­жет повести к их атрофии и полному парализованию.

Долгие упражнения Хатха-Йоги делают невозможными занятия Раджа-Йогой в том же воплощении. Поэтому говорят, что Рад­жа-Йогу нужно постигать, когда разочаруешься в Хатха-Йоге. Это не значит, что не следует делать физических упражнений и что не следует в конце концов развить в себе эти психические силы, но они должны явиться как естественный результат эволюции ду­ха, а не искусственного возбуждения сперва физического, а по­том и астрального тела; начинать с этого конца значит ограни­читься пребыванием на плане психическом. Начать же с области Духа — это значит достигнуть слияния всех планов воедино. В этом и заключается существенное различие между этими двумя формами Йоги. Путь Раджа-Йоги единственный верный, но это путь медленный и трудный. Силы, приобретенные этим путем, сохраня­ются во всех последующих рождениях; тогда как упражнения Хат­ха-Йоги позволяют прогрессировать только на плане психическом.

Теперь я хочу сделать вам несколько указаний относительно тех упражнений, которые можно делать ежедневно без вреда для себя. Вы, может быть, помните, что в Упанишадах говорится, что человек уже после того, как он сотворен, еще, если можно так выразиться, оживляется Дэвами. Высшая Душа вопрошает: "Как я войду в него?" И проникает в человека через то место, где раз­деляются волосы на его голове, т. е. через центр черепа, Брах­марандра. Душа пребывает в трех местах: в правом глазу, во "внутреннем органе" и в сердце. Это весьма многозначительно. Правый глаз означает чувства внешние; "внутренний орган" — мозг и разум, а сердце — внутреннее "я" человека. И Душа про­никает в человека постепенно; сперва в глаз, т. е. в чувства, потом во внутренний орган — в ум, а затем уже в сердце, кото­рое она избирает своим местопребыванием. Вот объяснение того тройного деления, о котором я вам говорила вначале. Каждое из них относится к одной из упомянутых стадий или состояний. Мы и начинаем упражнения в каждой из этих стадий, пока в мире не найдем своею Гуру. Всякий из вас, начав практиковаться и овла­дев низшей стадией, может перейти на высшую. Из этого следует, что в поисках Души вы прежде всего имеете дело с чувствами. Вы можете представить себе умственно какой-нибудь образ и сосре­доточиться на нем до тех пор, пока ничто внешнее не будет ока­зывать на вас никакого влияния. Это и есть сосредоточение ума в себе самом и удаление внешних ощущений.

Почему бы каждому человеку и не упражняться в этом ежед­невно? Почему не приучить свой ум отвлекаться от всего внешне­го и, обратившись внутрь, замкнуться в своих пределах? Все ум­ные люди делают это инстинктивно. Все великие люди действовали так же. Прочтите биографии великих писателей, которые дали ми­ру бессмертные произведения литературы, и вы увидите, что, когда они предавались творчеству, они забывали о своем теле; они сидели, погруженные в свои мысли, забывали о пище, проси­живали таким образом целый день, иногда и ночь, забывая о сне, о всяких потребностях тела, — и все это потому, что они отвели ум от внешних ощущений и сосредоточили его в себе самом.

Таковы должны быть условия для всякой плодотворной работы мысли. Для медитации требуется еще нечто большее. Но все же начать следует с того, чтобы отвлечь душу от внешних ощущений, иначе она все будет стремиться выйти наружу, и вам придется призывать ее обратно в настоящее место её пребывания. А для этого и надо устранить всякие ощущения. Никакой прогресс не­возможен без этого. Это полезно и с обыкновенной точки зрения. В древних книгах рекомендуется такое сосредоточение ума как предварительная ступень к Йоге; оно составляет условие всякого успешного труда. Человек, способный сосредоточиться, способен и победить интеллектуальный мир. Тот, кто может свести все свои способности в одну точку, устремляется, по выражению Па­танджали, "в одно острие". Такой человек может умственно прог­рессировать. Вы не можете провести широкий предмет через раз­ные препятствия, если сперва не обострите его; тогда он прони­кает повсюду. То же происходит и с умом. Если вы разбрасывае­тесь в ощущения, ум рассеивается. Тогда отсутствует сила, ко­торая толкает его через препятствие. Но сосредоточьте его в одной точке — сила, стоящая за ним, протолкнет его вперед. Уму необходимо сосредоточиться даже при решении самых обыкновенных вопросов.

Когда вы достигнете полного сосредоточения, вы перейдете уже на вторую стадию (Свапна), где ум должен сосредоточиться на внутренних представлениях, на понятиях и идеях, а не на тех предметах, от которых они возникли. Ум видит представление о предмете, а не самый предмет. Чем полнее вы можете это сде­лать, тем ближе вы к состоянию Свапна. А раз вы его достигли, вы уже сделали один шаг на пути Йоги, ибо вы стали способны привести душу во внутренний орган. При этом возможен и даль­нейший прогресс.

Следующая стадия все еще принадлежит состоянию Свапна. Она состоит в умении не только углубить ум в самого себя, но и удержать его там, мешая вторжению нежелательных мыслей.

Представьте себе, что вы оградили себя от внешних побуж­дений, и никакие ощущения уже не выведут вас из состояния сос­редоточенности, но мысли еще могут это сделать. Ум может еще не быть вполне огражден от мыслей. Он поставлен в невозмож­ность получать ощущения извне. Ум получил такую устойчи­вость, что если другой человек подойдет к вам и дотронется до вас, он не выведет вас из состояния абстракции. Но в глубине ума еще нет этой устойчивости, и мысли могут проникать туда, куда уже не проникнут ощущения. В ум могут проникнуть мысли из своего собственного плана. Для этого нужна другая степень сос­редоточенности. Вы должны уметь убивать мысли. Как только поя­вится нежелательная мысль, ее надо отбросить. Сперва выделаете это сознательно. Но уже само сознание присутствия другой мысли есть недостаток сосредоточенности. То, что вы замечаете мысль, доказывает, что она произвела на вас впечатление. Вы должны сознательно уничтожить ее. Как только она явится, вы уже её отбрасываете. Это процесс медленный, но если вы делаете это в продолжение нескольких месяцев, даже лет, это обратится в при­вычку. Ваш ум приобретает такую способность отталкивания, что способен будет вас самих привести вовнутрь, и тогда всякая мысль, идущая извне, сама собой будет отброшена от вас. Проис­ходит то же, что с быстро вращающимся колесом. Когда колесо вертится медленно, то всякое прикоснувшееся к нему тело может остановить его движение. Если же оно вертится с большой быст­ротой, оно отбрасывает в сторону все, что приблизится к нему. Отталкивающая сила находится в прямой зависимости от быстроты вращения колеса.

Когда вы приобретаете привычку откидывать мысли, вы ста­новитесь недостижимы и для ума, как и для чувств, т. е. ум ваш устремляется вглубь, в себя и автоматически отбрасывает всё, что желает в него проникнуть.

Это опять-таки полезно и с обычной точки зрения, ибо ум при глубокой сосредоточенности не истощается. Не давая к себе доступа ненужным мыслям, не уделяя им внимания, он не растра­чивает на них энергию, не теряет свою силу, он остается без мысли, пока от него не требуется работы, вместо того, чтобы быть вечно занятым, как постоянно заведенная машина, которая от этого портится. Он превращается в машину, которую заводят по желанию.

За пределами этой стадии сознательный прогресс невозможен без помощи Учителя. Я сказала — сознательный, так как вы може­те и не сознавать присутствия неведомого Учителя. Существует еще путь к бессознательному прогрессу, при котором вы тоже не сознаете чьей-либо помощи, но это достигается уже не знанием. Если вы хотите идти путем знания, вы должны найти себе Учите­ля.

В мире есть нечто сильнее знания — это благоговение. Это сам Дух, и кроме сознания вы можете на помощь себе раскрыть широко врата Души и не прятать её от солнца; оно проникнет в Душу, осветит и очистит её без всякого участия вашею низшего "я". Благоговение и есть раскрытие Души. Это не действие, а состояние. Оно означает признание над собой чего-то Высшего, чем вы сами, более прекрасною, чем то, к чему вы относитесь критически, что вы постигаете знанием. Вы преклоняетесь перед этим высшим, падаете ниц в обожании и молча ждете, будет ли произнесено какое-нибудь слово.

И в тайнах Духа возможен прогресс, ибо благоговение отк­рывает путь для света. Свет всегда тут, но мы не осознаем его.

Все, о чем мы говорили, и есть совлечение оболочек, одна за другой, чтобы мы могли увидеть свет. По мере того, как спа­дают оболочки, он сияет все яснее; он не стал сильнее, но мы не могли извне видеть за оболочками этот внутренний свет. Бла­гоговение изнутри срывает оболочки, и свет сияет, ибо таково уже его свойство. Мы сами создаем препятствия и мешаем свету прорваться наружу.

Оттого-то у человека непросвещенного вы можете иногда встретить духовное знание, которое выше интеллектуального зна­ния какого-нибудь великого гения. Он видит сердце вещей. Поче­му это? А потому, что внутренний свет прорвался наружу, благо­говение отверзло те очи, куда проникает свет, озаряющий все тайники. Одно знание не может совлечь оболочек. Тут нужна и любовь, которую человек сам найдет в себе; проникая через одну оболочку за другой, он сам отыщет путь к стопам Господа.

Этого можно достигнуть не только в лесах и джунглях, но повсюду, где человек может отрешиться от земного. Отрешения от внешнего не нужно, нужно только, чтобы Душа человека отреклась от всего мирского и чувственного. Про это и хочет сказать Шри-Кришна, когда говорит о благоговении. Размышление есть раскрытие Души перед всем Божественным, чтобы оно засветилось внутри беспрепятственно.

В этом и состоит отречение; человек должен отказаться от всего, что у него есть, и создать место, куда мог бы проникать свет. Отречение — это непривязанность к плодам действия. Он делает все только потому, что живя в мире, он должен действо­вать. Шри-Кришна говорил: "Я всегда нахожусь в действии". По­чему? Потому что без действия колесо бы остановилось. То же происходит и с человеком, предавшимся благоговению. Он совер­шает поступки, потому что они служат примерами для людей; его Карма заставляет его жить в мире, где требуются такие поступ­ки. Но не он их совершает.

Когда человек достиг состояния благоговения, чувства его устремляются к тем предметам, какие им свойственны, то же про­исходит и с умом. Но при этом человек не подчиняется ни своим чувствам, ни своему уму. Он признает своим владыкой только свое истинное "я".

И в то время, как его чувства и ум заняты предметами внешними, он вечно пребывает в состоянии благоговейного покло­нения. В этом и состоит непривязанность. Он не привязан ни к чему, что создано его чувствами, хотя они и достигли бы совер­шенства.

Ум его может быть направлен на мирское и принимать учас­тие в работе мира, но это не он сам. Его "я" вечно распростер­то у ног Господа. Пока он тут, внешнее может делать свое дело, никакая сила не связывает его с этим внешним. Но чтобы достиг­нуть этой стадии, необходимо разумно упражняться в непривязан­ности. Вы должны научиться оставаться равнодушным к результа­там, раз вы исполнили свой долг, предоставив все остальное мо­гучим силам, действующим в мире. Силы эти требуют только одно­го, чтобы вы предоставили себя им, как тот материал, в который они облекутся, пока вы составляете одно с ними. Для этого вы должны быть чисты. Вы должны всегда направлять сердце ваше к Единому реальному. Человек в состоянии благоговения всегда пребывает внутри себя, в сердце своем. Он всегда пребывает в святилище, пока тело и ум его заняты внешним. Это и есть нас­тоящая Йога, в этом заключается ее тайна.

На этой ступени человек может узнать от своего Гуру, ка­ким образом он может сознательно работать заодно с силами ду­ховными. Через благоговение он уже бессознательно принимает участие в этой работе. Сознательное же участие требует знания. Гуру должен для этого руководить учеником и научить его совер­шенному бескорыстию в работе. Сознательное участие в работе духовных сил доставляет радость неизреченную; но и всякое дру­гое участие придает цену жизни.

Я бы не задержала так долго вашего внимания на этом воп­росе, если бы не питала надежды, что кто-нибудь из вас постиг­нет все значение благоговения и увидит перед собой путь во внутреннее святая святых. Я разбирала оболочки души с точки зрения интеллекта и все области мира и указывала вам пути для их исследования. Но я не выполнила бы своего долга перед вами, если б оставила вас на этом интеллектуальном плане. Поэтому-то я и пыталась, как могла, сказать вам эти несколько слов о сущ­ности Йоги. Пусть сочтут меня безумной фанатичкой, но я все же решусь сказать, что только одно благоговение может дать уве­ренность в безопасности Пути. Оно одно придает силу и открыва­ет путь в те сокровенные глубины, где пребывает Божество. Луч­ше невежественное благоговение, чем отсутствие всякой веры.

Лучше просто возложить ветку перед каким-нибудь деревен­ским Богом, как это делают в народе бедняки, уделяя что могут от своего недостатка, чем быть прославленным всемирным гением, который в гордыне своей не верит жизни Духа. Дух выше ума, как ум выше чувств. Жизнь Духа есть жизнь высшая, и она открыта всякому, ибо Дух скрыт в глубине души каждого человека, и ник­то не может отрицать его присутствия.

Воспитывайте же в себе уважение ко всему благородному, поклоняйтесь всему Божественному. И когда изменит вам тело со своими чувствами и ум ваш придет в упадок и не будет в состоя­нии служить вам, — тогда вечный Дух, эта жизнь вашей жизни, восстанет в силе и, поднимаясь вверх, найдет себя самого. Но ему не для чего и подниматься, он там пребывает всегда, вечно покоясь у подножия Лотоса, своего Бога. Там нет иллюзий, боли, разлуки, там все — блаженство. Ибо сущность Божества есть Лю­бовь и Радость; он и есть наследие Духа, которое превосходит все, что может дать временный мир.

 

Глава IV. Символизм

Символизм — это общий язык всех религий. Под этим подра­зумеваются некоторые общепринятые формы, которые вызывают у всякого посвященного в них определенную идею. Вы можете точно таким же образом составить идеографический язык, который каж­дый будет читать на своем наречии. Можете придать каждому арифметическому числу известное значение, и если выразить это словами, слова эти будут различны на разных языках. Во все времена у людей, изучающих религию, существовал общий язык, на котором они могли сообщаться друг с другом. К какой бы нацио­нальности ни принадлежал человек, какой бы вид религии ни был распространен экзотерически в стране, — раз он видел известный символ, он понимал его значение. Этим символом его посвященные собратья сообщали ему знание такое же определенное и точное, как если бы оно было произнесено на его родном языке.

Такое единство религиозных символов служит лучшим доказа­тельством основного единства религий. Когда на далеком Западе вы встречаете тот же символ, как и в индусском храме, и он же повторяется на современных христианских церквах и соборах, и вы встречаете опять-таки его же и в Азии, и в Америке, и на многих островах Тихого океана, — тогда вы понимаете, что все народы, начертавшие этот символ, имели одни и те же понятия, одинаковые способы для их выражения, знали одну и ту же исти­ну, поклонялись одной и той же идее. Изучение символизма поз­волит почерпнуть из прошлого то, что утерялось в настоящем. Раскрытие какой-нибудь великой истины позволит нам укрепить и нашу мысль. В древних книгах, написанных великими мудрецами и божественными наставниками, мы найдем скрытую ими тайну духов­ного знания. Они сделали это, чтобы охранить эту тайну от всех перемен и случайностей жизни, и человек, достигший известной стадии духовною развития, мог всегда иметь под рукой доступное ему знание. Таким образом, то, что хранилось веками во мраке, опять появится на свете для поучения мира. Мы особенно нужда­емся в этом теперь. Мы живем в цикле мрака, в той Кали-юге, когда все духовное принижено, темные силы торжествуют свою по­беду и ослепляют внутреннее зрение человека. В более счастли­вые времена зрение это светло и ясно.

Когда приближался этот цикл, мудрецы вынуждены были скры­вать в символах и под покровом мифов те истины, которые должны были храниться для будущих поколений. Истины эти скрыты не только в том, что мы называем символом, внешним знаком, но об­лекались и в форму аллегорий, басен, мифов и всяких обрядов. Повсюду в них скрыта была духовная истина, и время от времени появляется человек, способный видеть эту истину во внешнем символе мифа или обряда. Провозглашением этой истины он укре­пит веру человека в реальность всего духовного и в тумане мра­ка укажет ему путь к свету. Символ не только сохраняет истину в веках, но служит и вечным свидетелем существования этой ис­тины. Назначение символа — скрывать ее, но она должна по вре­менам являться на свет, чтобы человек снова уверовал в нее. Теософы и работают в наши дни по воле тех божественных настав­ников, которые создали эти символы и отдали их на хранение различным религиям мира.

Когда истина утеряна и исчезает вера в нее, необходимо, чтобы кто-нибудь истолковал смысл символов. Разумность объяс­нения сама говорит за себя, и люди чувствуют очевидность ее существования, когда она выведена, если можно так выразиться, на свет из тайников.

И вера растет тогда, верующие поднимают голову, ибо само раскрытие истины подтверждает реальность символа. Люди опять начинают верить в истину, когда она мелькнет перед ними подоб­но свету потайного фонаря. Значение символа состоит не только в том, что он скрывает истину, указывая ее одним мудрецам, но и в том, что он утверждает перед миром реальность духовной ис­тины.

Потому-то некоторые из нас и настаивают на сохранении об­рядов, даже если нам и непонятен их смысл. Знаю, что много лю­дей считают обряды препятствием к прогрессу и предрассудками. Они видят в обряде одно препятствие, упуская из виду его сок­ровенный смысл. Часто древний памятник вещает нам о прошлом народа, а вы, желая выиграть десять минут времени, хотите снести это здание, чтобы провести через него железную дорогу по прямой линии! Но иногда разумнее потерять десять минут — столько времени теряется даром! — чем разрушить памятник и вырвать из памяти народа самое воспоминание о каком-нибудь со­бытии.

В Писаниях духовных мудрецов точно также хранится смысл обрядов, непонятных теперь для многих, и сила их не уничтожит­ся, когда осветится их истинное значение. Если обряды индуизма были бы изгнаны из Индии, что доказывало бы индусскому народу непреложность духовной истины? Но хранятся еще символы и обря­ды; путем знания мы находим подтверждение древнего учения и через символы проникаем в ум и сердце народа.

Я приведу в пример один символ, который распространен во всем мире, во всех религиях, хотя вид его несколько и видоиз­менен у разных народов, — я говорю об известном всем символе креста. С ним соединено у большинства представление об одной из самых новейших религий. Но это один из древнейших символов; он с незапамятных времен дошел до нас с Востока. На какую глу­бину ни производились бы раскопки, к какой бы седой древности ни относились развалины вырытого города, в Америке, в Европе, в Азии, в Африке — повсюду вы найдете кресты. Новейшими иссле­дованиями открыты в Европе места, где сохранились остатки ци­вилизаций, исчезнувших задолго до того, как у людей могло по­лучиться представление о Римской Империи; а цивилизации эти существовали целые века, прежде чем пришли в упадок. Раскопки, сделанные на еще большей глубине, обнаружили следы цивилиза­ций, от которых нас отделяют целые тысячелетия; на поверхности земли не осталось от них никаких следов, — но и тут на глиня­ных сосудах, сохранившихся после того, как истлели и самые кости создавшего их народа, вы увидите изображение креста. Со­суды эти найдены возле кучек праха, который рассыпается, как только разрыта могила, и крест этот, изображенный на сосудах, содержащих прах покойников, указывает на священное значение этого символа. В глубочайшей древности повсюду, где жили люди пятой расы, — везде находят символический крест. Из древних Писаний мы узнаем, что круг, позднее означавший круг горизон­та, вначале был символом Вишну, т. е. времени. Круг же, это — символ бесконечного времени, а крест, на котором покоятся все Боги, все Риши, все светила небесные, изображал собою все, что существует в мире проявлений. Пойдем еще дальше, во времена, предшествующие рождению пятой расы; от них не осталось ничего, кроме разбросанных кое-где камней, на которых опять-таки высе­чен знак креста. Значение этих камней знают лишь посвященные.

Возьмем четвертую расу людей, погибшую от страшной ка­тастрофы; от нее остались лишь семена, из которых вышла пятая раса, — и у них символ креста считался таким же священным, как и у людей пятой расы.

Символ этот можно таким образом считать всемирным, и ни одна из позднейших религий не должна его присваивать исключи­тельно себе. Крест часто был запечатлен на груди посвященных и вовсе не составлял неотъемлемой собственности одной из самых современных и экзотерических религий.

Что же такое представляет из себя крест в основе своей? На древнейших изображениях он заключен в круге. Позднее круг отбрасывается, и, лишившись его, крест теряет свое высокое значение. Крест в высшем своем смысле всегда служил символом Духа; из сферы духовной он спустился до внешнего проявления и служил символом звезд, которые являются видимым образом тех великих умов, которыми движется Космос. Значение этого символа еще более падает впоследствии, доходит до человека и получает уже смысл фаллический, запятнанный нечистыми человеческими мыслями.

Рассмотрим теперь круг. В первичном своем значении он изображал то безграничное существование, которое проявляясь ограничивает себя. Сперва это круг света, который окружает безграничный мрак. Круг света представляет из себя начало про­явления Космоса.

Изучая свет, мы рассматривали сперва свет бесформенный; форма проявляется позднее как видимая сторона проявления. Пер­вое значение круга — это проявление, ограничение, начало всех вещей. На следующей стадии появляется крест, разделяющий круг; это тот огонь, который, исходя от центра, образует два диамет­ра, вызывает деятельную жизнь внутри этого круга вселенной и делает возможным появление проявлений, постепенно исходящих из центра. Сначала появилась одна линия креста, та, которую про­водит свет Логоса по обоим направлениям от центра к окружнос­ти. Это тот свет, о котором я упоминала во второй лекции как об исходящем из двойственного Логоса. Он то, идя к окружности, и делит круг сперва на две, а потом на четыре части. Эта-то линия света, исходящая из точки и переходящая во внешнее по четырем направлениям, и чертит крест в проявлении, символ де­ления на дух и Материю. *16

Исходя из этого последнего деления, мы видим, как далее происходит весь Космос, символом чего будет уже вращение крес­та, после чего крест уже не представляет из себя двух прямых линий, но к каждому концу его прикреплена часть круга в прояв­лении, и вы получаете древнюю свастику, заключающую в себе не только идею разделения, но и вращения. В свастике с повернуты­ми линиями есть уже намек на круг, в то же время, как и на крест, но это не определенный и установившийся круг, а круг вращающийся; это уже сила, рождающая жизнь.

В связи с этим находится и символ деревянного бруса для добывания огня; тут углубление, в которое он вставляется, за­меняет круг, а вертящийся посредством веревки брус чертит крест и, вращаясь, зажигает священный огонь. Это и есть Агни, бог огня, символ той жизни, которая порождает мир. Вы видите таким образом, что круг и брус изображают половину креста, другой половиной которого является веревка, дополняющая крест и заставляющая его вращаться. Перед вами полное изображение Второго Логоса, при разделении которого становится возможным дальнейшее проявление.

Затем идет вращение, порождающее теплоту. Я, помните, об­ращала ваше внимание на эту теплоту как на результат действия огня. Когда сияние света переходит в огонь, тогда рождается бог огня, причина дальнейшего проявления. Проследите его, и всюду вы увидите в нем символ Бога, проявленного Бога, мировую силу, творящую и рождающую. Высшим смыслом этого символа будет Бог, рождающий Космос. В низшем смысле это детородный орган, которому поклонялись в разных видах, унижая его истинный смысл.

Слепой глаз материалиста видит лишь фаллическое значение и непристойное толкование в том, что в высшем смысле имеет на­чало в Логосе, проявляющемся в мире вещественном. Мы постоянно находим крест в руках богов, на древних изваяниях; только фор­ма креста меняется, согласно типу, принятому в каждой религии. Символический язык имеет тут и другое применение, так как по форме креста мы можем судить о степени религиозного развития народа.

Возьмем для примера Египет. Там вы увидите крест и круг в другом виде. Это уже не крест с двумя равными концами, начер­танный в круге, символизирующем время. Он превратился в букву Т одним концом внизу; крест не вписан в круг, а самый круг по­коится наверху буквы Т. Тут круг означает не время, а служит символом женского начала. Подобный крест нарисован на фресках в пирамидах в руках богов, которые держат его. Крест служит тут символом человеческой жизни. Когда настанет время душе вернуться в лежащую мумию, появляется бог, держащий в руках такой тау с кругом — крест жизни. Бог прикасается этим крестом к устам мумии, и душа возвращается в тело, воскрешая его к но­вой жизни.

После того, что мы видели, как крест в Египте постепенно утерял свое высокое значение, проследим этот символ в той фор­ме, какую он принял в Индии, где мы находим его в руках одного из богов. Вы увидите, что символ этот имеет тут еще более тон­кий и прекрасный смысл. Посмотрите, как иногда в храмах изоб­ражен Шива Махадева в образе Маха-Йога, великого аскета. Он сжег на огне Тапаса всю низменную сторону своею существа и стал чистым огнем; все остальное исчезло. Маха-Йога держит в поднятой руке веревку, имеющую форму не круга, а уже овала. Он держит ее между большим и другими пальцами руки, причем эта последняя изображает крест, на котором покоится овал. Каково же значение этого символа, ставшего позднее изображением про­изводительной силы, жизни, в руках великого Йога, главы Аске­тов? Разве Йог не отрешился от производительной деятельности и не изображают ли его часто в девственном образе Кумары отказы­вающимся от творения и ничего не имеющим общего с физическим проявлением? Здесь символ имеет еще более высокий смысл. Овал в руках великого аскета для всякого, кому знаком язык симво­лов, уже не имеет того значения, какое ему было придано впос­ледствии.

Овал представляет из себя третье духовное око, то, что открылось при помощи Тапаса уму аскета, когда он достиг из­вестной ступени и подчинил свои низшие чувства. Рука, держащая крест, означает распятие низших страстей своей природы, пос­редством которого Йог только и может достигнуть духовной жиз­ни. И Бог, этот великий Йог, держит руку поднятой, чтобы пока­зать, что все страсти его распяты, а подавление низших сторон природы дает возможность развиться высшим. Крест таким образом открывает те врата, через которые проникает свет духа. Тогда раскрывается третье око, око Шивы, знакомое всякому индусу, если не по смыслу, то хоть по имени. Как же проявилось это третье око?

Припомните древнее сказание о том, как Шива сидел, погру­женный в Тапас, а индусский бог любви пытался пронзить его своими стрелами. Но лоб Шивы открылся, и из третьего ока изо­шел свет, луч которого испепелил бога-искусителя.

Теперь, когда вы войдете в храм великого бога, где он изображен в образе Маха-Йога, и увидите веревку в руке его, вы поймете ее сокровенный смысл. Вы можете пойти еще дальше и извлечь из этого поучение; вы поймете, что человек обладает силой, которая может быть направлена на низшую или на высшую жизнь, — для создания новых форм или же на развитие в себе сил духовных, но никогда не на обе одновременно.

Потому-то и требовалось от аскета безбрачие оно служило необходимым подготовлением к раскрытию третьего ока. Всегда понятие об аскетизме включало в себя и понятие об абсолютной физической чистоте.

Вы можете направить течение жизни вверх, в область Духа, или вниз, в область материи. Если вы ищете проявления, вы не можете одновременно подняться до могучей производительной энергии сферы духовной.

И когда Шива поднимает крест с веревкой, это означает, что третье око открылось, жизнь сосредоточилась в голове, в области высшей. Отверзлось третье око аскета, и победа Духа обеспечена.

Поищем теперь смысл другого символа, в котором материя и Дух слиты воедино. Перед нами уже не крест с овалом, а два пе­реплетенных треугольника, которые указывают, что Дух и материя не разделены, и указывают на их слияние во всевозможных прояв­лениях в мире явлений. Треугольник, обращенный острием вверх, означает огонь или Дух, а тот, который обращен вниз, изобража­ет воду или материю; они слиты воедино. Это и есть символ сли­яния Духа с материей в мире проявлений. Суть заключается в том, что слияние это продолжается все время, пока длится про­явление. Этот двойной треугольник обыкновенно служит символом двух индусских богов, Шивы и Вишну, если их рассматривать как два аспекта Единого. Треугольник, поднятый острием вверх, — это Махадева, огонь. Бог, движущийся по водам Нарайана, изоб­ражается треугольником, обращенным вниз. Он изображает бога, превращающегося в материю и дающего возможность возникновения явлений.

Тут опять получается символ двойственности, так как оба бога изображены как Единое в своей сущности и двойственное в своих проявлениях, под видом огня и воды, положительного и от­рицательного, мужского и женского начал. Это поможет уяснить многим из вас, на что намекают Писания, и вы поймете внутрен­нее сродство двух великих богов Индии.

Тут кстати будет припомнить одно сказание, которое унич­тожает в корне все несогласия, существующие между различными современными сектами, т. е. скорее сравнительно позднейшими. Из имени богов создают себе преграды, тогда как это должно бы­ло бы служить источником их единения. Вспомните, как поклонник Шивы ненавидел своего соседа, который поклонялся Вишну; оба исполнены антагонизмом, а не истинно религиозным духом; и все это потому, что избрали предметом поклонения различные образы Бога.

Однажды, когда этот поклонник Шивы со злобой в сердце на поклонника Вишну склонился перед Махадевой, изображение бо­жества внезапно изменилось на его глазах. Перед ним стоял Ши­ва, как бы разделившийся надвое: одна сторона сохраняла образ Махадевы, а другая приняла вид Вишну, и обе слитые половины улыбались ему.

Если бы в наше время вникали в смысл этого сказания, не существовало бы раздоров между сектами, которые все поклоняют­ся Единому Богу в разных видах, вражда между братьями стала бы невозможной.

Изучая эти символы, мы пришли, таким образом, к сознанию в них божественного смысла, который скрывается за этой внешней их формой.

Весь ход мыслей привел меня к весьма конкретному символу. Я выбираю его нарочно, чтобы проследить всю его эволюцию и по­казать вам, как свойственная развитому уму абстрактная идея вытекает из самого конкретного символа. Этот последний необхо­дим, чтобы уяснить человеку невежественному какое-нибудь рели­гиозное понятие. Позвольте мне немного отвлечься от вопроса и слегка коснуться тех разногласий, которые терзают современную Индию.

На Западе обыкновенно ей ставят в упрек ее идолопоклонс­тво, и те, кто бывал тут, горько смеются над ее идолами и ре­лигиозными обрядами, даже не пытаясь вникнуть в их смысл и спросить у верующих, что они означают. Эти приезжие смотрели на все со стороны с предвзятым взглядом иностранца и, возвра­щаясь домой, распускали слух о бедных идолопоклонниках-инду­сах. Они уверяли, что необходимо укрепить в них духовную веру и поднять их с того низкого уровня, на котором они находятся. Вопрос об идолопоклонстве весьма важен, ибо в нем заключается и другой существенный вопрос: нужно ли в вопросах веры приспо­собляться к невежественным умам? Каким образом религия, дос­тупная людям, стоящим на низкой ступени развития, может стать предметом уважения людей развитых, стремящихся к свету? Это задача трудная. То, что нужно для просвещения человека неуче­ного, не может удовлетворить философа и глубокого мыслителя. Символизм, говорящий уму первого, будет отталкивать последне­го. Если вы будете утверждать, что религия должна быть одна и та же для всех людей, тогда перед вами представятся два реше­ния; или религия будет одна для всех, и тогда вы должны низ­вести ее до уровня самого неразвитого ума и понимания. Философ должен спуститься до уровня всякого землепашца или ребенка, и его высокие стремления должны сократиться до пределов того, что понятно всякому невежде. Или же у каждого человека будет своя религия, и тогда вы должны допустить различие представле­ний, согласно умственному развитию человека. Для философа ре­лигия будет носить характер философский, для ребенка — детс­кий, и не будет ее унижением, а только подготовкой ребенка к будущей эволюции, которая поднимет его на высочайшие вершины религиозного сознания.

На Западе был принят другой метод. Там пытались упростить религию до того, чтобы "всякий разносчик" способен был понять ее. В Англии под словом "разносчик" понимают человека, стоящею на самом низком уровне развития; среди вас это был бы пария. При мне как-то раз говорили, что теософия не может принести пользу человечеству, так как она выше понимания всякого раз­носчика. Как же такое понижение умственной стороны религии от­разилось на европейской мысли? Получилось то, что ум народа поднялся выше религии; наблюдается полный разлад между интел­лектом и религией. Величайшие умы не признают религии, которая не отвечает их высоким стремлениям и не дает пищи духовной стороне их личности. Этой ценой куплено унижение божественного идеала, но он стал доступен умам невежд.

Вы не можете питать детский ум пищей, которая необходима взрослому, точно так же, как и телу его нужна другая пища, а не та, которая будет поддерживать его в зрелом возрасте. Но такой взгляд допускает идолопоклонство. Это значит, что вы же­лаете сохранить высшую духовность, рискуя быть непонятыми те­ми, кто не желает вникнуть в смысл внешнего образа. Самый идол имеет разное значение, смотря по тому, какой смысл придает ему верующий. Идол крестьянина, это самая элементарная форма, ко­торой он поклоняется, которую он кропит водой, возлагая на нее цветок и звоня перед ней в колокол. Для брахмана было бы уни­жением поклоняться такому божеству. Поклонение же крестьянина перед этим идолом, пробуждая в нем веру и любовь, откроет ему путь к жизни духовной. Если вы будете излагать перед ним отв­леченные идеи брахмана, он будет стоять с разинутым ртом, не понимая, что это значит. В сердце его не возникнет никакого колебания жизни духовной. Оставьте этому человеку его идола и дайте пробудиться в нем первому трепету духовною стремления. С этого начнется его духовная эволюция, она покажет себя; через ряд существований он поднимется все выше и выше, пока Душа, начавшая со звона колокола перед неотесанным чурбаном, не предстанет перед лицом Бога и, погрузившись в вечное Его сия­ние, не найдет себе обители у подножия Лотоса Махадевы. Этого можно достигнуть, если признать, что Душа подготовляется к этому целым рядом существований.

Если вам предстоит одна жизнь, за которой следует вечное пребывание на так называемых небесах, вы должны спешить, так как иначе душа ваша на небе может очутиться в совершенно непо­нятном ей состоянии.

Чтобы показать вам, как можно использовать идолопоклонс­тво, я приведу опять знакомый вам пример: изображение Махадевы на своей колеснице Нанди, на быке. Когда наступает праздник, изображение бога ставится на его колесницу и возится по улицам города. Это видят люди, находящиеся на разных стадиях эволю­ции, и в каждом уме возникает особое представление. Возьмем снова толкование, которое приводят Чандокья упанишады. *17 Там говорится, что Брахман сидит на быке, но я беру более знакомый образ Махадевы на Нанди. Что это значит с точки зрения народ­ного представления? Я буду приводить тексты. Бог олицетворяет собой небо, в котором теологи видят только внешний образ не­бесного свода, символ величия и пространства. Какой более вну­шительный символ, чем свод небесный с его солнцем месяцем и звездами можно выбрать, чтобы дать понятие о бесконечности и беспредельной жизни уму ограниченному?

Такому человеку, если он имеет малейшее понятие о симво­лах, бог всегда будет представляться вверху на небесах, бык, на котором он едет, будет символом мира, а ноги быка каждая из которых носит особое название, укажут ему путь, по которому движется вселенная. Одна нога будет Агни, или огонь, другая — Вайю — бог ветра, великое дыхание Господа на языке возвышен­ном, третья — солнце, сияющее и освещающее мир, а четвертая — четыре стороны неба.

Неразвитой ум увидит в этом символе все эти понятия, если кто-нибудь объяснит ему идею склоненного над ним, наподобие свода небесного, Божественного Провидения, которое покоится на проявленном мире. Солнце, огонь, ветер и страны света предста­вятся ему под видом четырех ног быка, которые несут бога впе­ред, поддерживают и направляют всю жизнь проявленного мира. Многие из вас захотят отыскать в этом более тонкий смысл, и вы поймете его, если поклоняетесь Духам. Для вас бог будет тогда человеческим разумом, а Бог, едущий на колеснице, — разумом, пребывающим в теле. Ноги быка не утратят смысла, ибо одна бу­дет означать речь, другая — дыхание, третья — зрение, четвер­тая — слух. Шанкарачарья говорит, что подобно тому, как ноги быка ведут его, куда ему угодно, так и разум достигает, чего хочет, посредством речи, дыхания, зрения и слуха. Чувства эти приводят тело и заключенную в нем Душу в соприкосновение с внешним, материальным миром. Через эти четыре ноги быка, т. е. через чувства человека, проникает, таким образом, в Душу то знание, которое она пришла искать в этом мире проявлений.

И, когда идол проезжает по улицам, вы понимаете его смысл, и он напоминает вам о воплотившейся Душе. В этом заклю­чается еще более глубокий смысл, но на него нет прямых указа­ний. Но я могу помочь вам разъяснить этот смысл.

Представим себе, что бог изображает саму Божественную Сущность, тот Дух, которого мы ищем, высшее проявление, — на­зовите его Брахманом, Шивой, Вишну, как угодно, — признайте только то Единое Все, нераздельное, которое подразумевается под этим именем и изображено идолом. Что означают тогда ноги быка? Они будут означать те состояния сознания, посредством которых Душа может подняться до своего Творца. Это те стадии, по которым Душа все ближе и ближе подходит к всемирному Духу, пока не сольется с ним воедино. Одна из ног — это состояние бдения, когда Душа движется и живет днем; другая нога — это состояние Свапна, о котором мы говорили вчера. Это вторая сту­пень на пути Души к Божеству. Третья нога — состояние Сушупти, она еще ступенью ближе к Богу, и последняя представляет собой Турия, то состояние, по выходе из которого Душа сливается с Богом. Вот какую высочайшую концепцию духовной философии выра­жает этот символ для развитого ума. И когда в Мадурском храме я прохожу мимо изображения священного быка, в моем внешнем сознании снова возникает воспоминание о знакомом мне высоком толковании этого символа. Бык для меня уже не простая, высе­ченная из камня статуя, но голос, напоминающий мне учение о состояниях сознания и о том высшем пути, который приводит к Богу.

Идол представляет вам то понятие, которое вы сами вклады­ваете в него. Если в вас самих нет духовной жизни, которая придает идолу реальное значение, вы не имеете права смеяться над идолопоклонством. Оно для вас пустое слово только потому, что пустота эта в вас самих.

Обратимся теперь к Пуранам, которые полны самых сложных и непонятных истин. Для разъяснения их прочтите, как Блаватская разбирает в своей Тайной Доктрине один из мифов. Метод ее раз­бора даст вам ключ к разгадке многих других тайн. Я привожу только один из многочисленных примеров, которые Блаватская бе­рет из Пуранических Писаний. Я возьму сказание о Марутах 18*. Я не буду разбирать его подробно, вы сами можете прочесть это сказание о богах ветра и детях Ревущего Рудры, которые изобра­жают из себя силу ветра и голос явлений природы. Прежде всего это означает, что во всякой силе природы кроется разум и все явления связаны с ним. Очевидно, что в простейшем смысле эти Маруты не что иное, как отдельные существа, которые заведуют известными формами проявлений. Если вы понимаете язык и свойс­тво этих существ, вам становятся понятны и те явления, которы­ми они управляют. Маруты не могли стать предметом поклонения человека развитого. Это только силы, которыми он управляет по желанию. Ни один Риши не поклоняется Марутам; он повелевает ими. Все же они существа реальные, имеющие в Космосе свое мес­то среди Дев, которые составляют духовную сторону всякого на­блюдаемого вами явления.

Если вы позабудете эту основную истину оккультизма и, изучая явления природы, будете смотреть на них как на таковые, и не видеть за ними Духа-повелителя, вы по своей вине остае­тесь слепыми при наблюдении природы. Тогда материя одержит по­беду над Духом, ибо скроет Дух не только от физического зре­ния, но и от того Духа, который заключен в самом человеке.

Маруты в низшем значении являются существами, связанными с миром атмосферическим; они непосредственно вызывают ветер и подчинены развитой и очищенной воле человека. Они имеют и дру­гое значение, когда являются уже не отделенными существами в Космосе, а под видом детей Рудры, того Рудры, который снова появляется в образе Шивы и Маха-Йога. Что же означают эти дети йога, девственного аскета? Тут они уже означают его чувства, являются символами тех сил, которые он обуздал в себе. С этой точки зрения, это враги человека, и вначале он борется с ними. Поднимаясь в высшую область, эти дети низшей природы аскета, эти страсти, которые он должен был подчинить себе, становятся уже детьми его высшей природы, раз низшая подчинилась очищен­ной воле аскета. В нем самом заключены все силы, посредством которых он воздействует на мир внешний.

Вы читаете дальше, как Индра пытается их уничтожить, так как должен родиться ребенок, которому суждено уничтожить само­го Индру. В этом последнем смысле Индра изображает низшее про­явление природы, носителя грома, бога неба, это символ прояв­ленного вещественного мира. И так как ребенок, который родит­ся, должен его уничтожить (слова Марут), Индра бросает громо­вую стрелу, которая рассекает зародыш в чреве на семь частей, причем каждая делится еще на семь. Тут низшее помешало разви­тию высшего и обратило в низшие формы те силы, из которых должна была вырасти развитая и очищенная воля.

Собрав постепенно все эти символы, разбросанные в Пура­нах, вы увидите, что из понятия о Марутах можно извлечь весьма полезные указания, которые послужат вам руководством при пере­ходе ваших низших сил в высшие и превращении Кармы, которая творит физически, в желание, служащее в Духе источником всяко­го прогресса и праведной жизни.

Я упоминаю об этом для тех, кто пожелал бы изучить этот вопрос. Если вы хотите идти далеко в этом изучении, вы должны обратиться к великому, посланному нам учителю — Е. П. Блаватс­кой. Но читайте ее как следует, изучая в то же время и ту нау­ку, которую ей было дано преподать нам. Знакомясь с её толко­ваниями, вы получаете ключ к дальнейшему знанию и можете ока­зать миру неоценимую услугу. Вы можете приложить к чтению ва­ших Священных книг точное знание, какого не было у неё; можете читать их в оригинале по санскритски — язык, которым Блаватс­кая не владела в совершенстве, — и на этом языке богов узнаете сокровенный смысл Писаний, освещая их тем светом, который она дала вам в руки. Вы можете потом поведать это миру и продол­жать то дело, которое ей было дано начать, но не кончить.

Те, Кто послали её, надеялись, что раз будет дан толчок, найдутся в Индии люди, которые устремятся к свету и, взяв све­точ из рук ее, понесут его перед собой, извлекая из Священных Писаний необходимое для мира духовное знание. Если найдется здесь хоть один человек, которого это вдохновит и подвинет на изучение, я скажу, что жизнь ее здесь не пропала даром. Награ­дой ей послужит малейший толчок, который пробудит духовную жизнь мира.

Я могу подобным же образом разъяснить вам и другие симво­лы, указав вам еще на многое другое.

Рассмотрим самый простой на взгляд символ — шнур брахма­на. Что он изображает собой? Каково должно быть его значение? Это символ троякой природы человека: низшей, средней и высшей. Он служит символом тех трех планов сознания, о которых я гово­рила вчера. Это символ трех состояний Атмы, о которых я тоже упоминала. Он служит кроме того символом тела, речи и ума. Вникните в это и подумайте, что означает ношение этого шнура? Всякому известно, кто его носит, и символ этот представляется человеку священным или презренным, смотря по тому, видит ли он в нем реальный смысл или же ложь.

По отношению к телу, речи и уму шнур означает подчинение их; если на шнуре завязаны узлы, это означает, что человек ов­ладел телом, речью и умом своим. Вы представляете себе, что человек, носящий шнур, вполне владеет собой, ни тело, ни чувс­тва не имеют над ними власти; он никогда не оскорбит словами ничьего слуха, он говорит только тогда, когда ему есть что сказать и оно достойно быть высказанным. Никогда не произносит он недоброго слова, ибо брахман — друг всего живого, и речь его должна не вредить, а помогать людям. Шнур означает, что человек овладел не только телом и речью, но и умом своим. Он связал ум этой тройной веревкой с узлами, чтобы он служил все­му, что есть в нем наивысшего и помогал бы тому народу, к ко­торому принадлежит брахман. Он не имеет права на личное су­ществование, он живет не для себя, а для народа. Если он будет преследовать цели личные, он не настоящий брахман, даже если он носит внешний знак своей касты — тройной шнур, произносит священное имя, подчиняется всем правилам своей касты. Только если он живет не для себя, а для мира, он будет настоящим брахманом, духовным служителем мира.

Он вышел из уст Брахмы, чтобы провозглашать среди людей Божественную истину. Вот в чем состоит значение брахмана, и когда я вижу шнур этот, я спрашиваю себя, имеет ли человек право носить его или же совершает кощунство, нося его только для виду, в силу обычая, сохранившегося с древних времен.

Падение сверху вниз — это худшее из падений, это отравле­ние мира, ибо такое падение отравляет в человеке духовную жизнь. Слова эти могут показаться вам строгими, но они от того же Духа, на котором основаны древние Писания.

В Ману, в Махабарате, во многих Пуранах высказываются те же мысли, и если они кажутся в наши дни горькой иронией, то это только потому, что я в новом мире говорю древние слова и противоречие между предписаниями и поступками чересчур уж ра­зительно.

Но если истинны предписания, я, отверженная среди вас, признавая их, не предъявляю к вам никаких требований. Я не имею на это никакого права в моем теперешнем положении, я только свидетельствую перед вами, что признаю касту, выражаю­щую святость Брахмана. И если Индии суждено возродиться, то возрождение это осуществится через касту, которая является символом ее прошлого и несет в себе обет для будущего, каково бы ни было настоящее.

Когда же мне предлагают приступить к реформам, я отвечаю: "Я готова служить и помогать вам, понуждая вас к этому, если вы этого желаете, но во главе реформ пусть станет та духовная каста, которая имеет на это право, чтобы обновление соверши­лось без разрушения, без потрясения тех основ, на которых зиж­дется жизнь народа.

Мои слова могут показаться вам несправедливыми по отноше­нию к вам; вы лично не виноваты в падении страны; но вы, от­дельные личности, составляете часть великой нации и участвова­ли вместе с ней в ее падении.

Что же мне сказать вам, братья брахманы, вам, которых я должна бы звать отцами? И если я не называю вас так, это пото­му, что знаю многое, что неизвестно вам. Я, отверженная, долж­на была бы как ученица сидеть у ног ваших, но я не могу сде­лать этого, ибо вы не обладаете тем знанием, какого вправе требовать ученик от своего учителя, когда склоняется перед ним.

Я взываю к вам, члены духовной касты, чтобы вы признали ее падение и подняли бы ее. Если я обращаюсь к вам со словами горькой укоризны, это потому, что в руках ваших будущее этих людей. И если вы пали вместе с народом, у вас все же осталось довольно силы, чтобы начать путь восхождения.

Если цели можно достигнуть только трудами многих поколе­ний, то почему бы вам не начать этого сегодня же. Я отлично понимаю, что нельзя ничего сделать в одну минуту и вашему шну­ру суждено оставаться еще некоторое время пустым знаком, ли­шенным значения, и чем благороднее вы сами, тем более вы чувс­твуете эту иронию. Вы понимаете смысл символа и сознаете, как низко он пал. Я не упрекаю вас. Кто я, чтобы сметь это делать? Я только питаю надежду, что в ком-нибудь из вас зародится же­лание вести более высокую жизнь. Я буду метать громы и молнии, напоминая вам о горечи унижения, и, быть может, люди сознают возможность восхождения на более высокую ступень. Я бы хотела, чтобы каждый из вас, сознавая и чувствуя свое падение, не сбросил бы с себя священного шнура, но оправдал бы его ноше­ние, стараясь очистить свою жизнь. Начать с малого — это уже сделать первый шаг по пути восхождения. Могущественной касте предстоит еще столько новых жизней и воплощений, что она еще может дожить до восстановления своих славных традиций.

Пусть же каждый берет свою чашу Кармы и мужественно несет ее перед собой, как это делают мужественные люди. Не будем жа­ловаться на тяжесть своей Кармы, — мы сами создали ее такой своим прошлым. Выпьем ее до дна, как бы горька она ни была! Пусть горечь ее очистит нашу душу, и мы почерпнем в ней силу изменить себя. С этого и начнется духовное возрождение народа.

Когда же мы вернемся на землю при новом рождении, — а это совершится скоро, если мы желаем помочь своему народу, — мы увидим, что все здесь хоть немного улучшилось. И когда у тех, кто носит тройной шнур, мысль не будет расходиться с делом, тогда мы получим возможность работать единодушно и, пройдя це­лый ряд существований, поднимем за собой народ, павший вместе с нами.

Она и будет там, если не сейчас, то со временем, свет от подножия Лотоса осияет ее, весь мир будет поклоняться ей и сознает, что она поистине Дух в теле всего человечества!

 

Примечания

1. Chandogyopanishad, VIII, I, 3.

2. Taittriyopanishad, Brahmananda Valli, 1-ая Anuvaka.

3. Недавно скончавшийся индусский мыслитель, член Теосо­фического общества, автор комментариев к Бхагавад-Гите и мно­гих философских статей. (прим. ред.)

4. Mundaka, II, I, 3.

5. Secret Doctrine, I, стр 398, 427, 428

6. См. Secret Doctrine, I, стр.138 и 162.

7. Буквально: "Бог работает геометрически".

8. Mundaka, II, 1, 2.

9. Svetashvataropanishad, V, 6.

10. Kathopanishad, I, III, 14.

11. См. Десять Prahetasas, сыновья Prahinalarhis'a. Vish­nu-Purana, кн.1, гл. ХIV-ХV. Вrahma Sutras Adhyaya, III. Sutra 32 и комментарии на это Шри-Шанкарачарьи.

12. Prasna, III, 3 — 5.

13. Mundaka, i, II, 4.

14. Глубокими традициями обладает и наша Православная Цер­ковь. Этого вопроса А. Безант касается в статье "Догматизм и Мистицизм". (прим. ред.)

15. В этом тексте слово "астральный" употребляется как "эфирный". Хотя это точно в лингвистическом отношении, однако в настоящее время термин "астральный" чаще употребляется в том значении, в котором здесь употребляется "сукшмопадхи". (прим. ред.)

16. Ученик, предающийся медитации, может созерцать точку, линию, крест, свастику и изучать их отношение к третьему Лого­су.

17. Chandokyopanishad, III, sec. XVIII, 1.

18. Secret Doctrine, II, 613 etc. и 648 etc.